Нарисуй меня
Шрифт:
Генварский согласно кивает, берет мою ладонь в свою и переплетает пальцы наших рук. Он не торопит меня обратно в гостиницу, хотя уже довольно поздно даже по местным меркам. Мне нужно время, еще немного времени. Просто пройтись, поймать теплый соленый ветер, он поможет избавиться от неясной тревоги. Это просто нервы, Риша. Ты слишком волнуешься. И дело не в мужчине рядом, точно не только в нем.
Очень много событий — еще вчера утром я понятия не имела ни о какой Ксении, мечтала как можно скорее сесть с Максимом в самолет и забыть о злобной психологичке Васнецовой. И кстати, весь день я об Ольге не вспоминала, а вот первая любовь
— Ты дрожишь, Марин. — На плечи ложится мягкий свитшот Генварского. Сильные руки бережно обнимают, прижимают к горячей груди, но не могут меня успокоить. Чувствую, как меня бьет озноб. — Ты не простыла?
Он заставляет меня посмотреть в его глаза, в темноте они кажутся черными, колючими.
— Я в порядке, все хорошо.
Ложь. И он это знает. Но не понимает, что со мной происходит.
— Я просто устала, Макс. Перегрелась, наверное.
Он хмуро кивает.
— Просто устала?
— Ты точно ни при чем. Все отлично, но я, наверное, переоценила себя.
— Давай возвращаться. Уже поздно.
Мы молча бредем по набережной, каждый думает о чем-то своем. Генварский мрачный, ну да, связался с малолеткой, которая почти вдвое моложе и в сотню раз неопытнее. Даже расслабиться не могу, забыть обо всем и просто быть с ним. Без оглядки на прошлое, не думая о будущем. Здесь и сейчас.
— Я не могу так! — Останавливаюсь посередине дороги, заставляя Максима удивленно обернуться. — Не могу не думать о том, что случилось у тебя с ней. Это, наверное, потому, что мы так похожи и я…
— И ты узнала, что Ксения покончила с собой, — закончил за меня Генварский. — Серый рассказал мне, когда уходил.
Трепло, а не мужик!
— Прости. — Вот теперь мне реально стало холодно, даже шерстяной свитшот не спасал. — Прости, что спрашивала про тебя… Я не ожидала такое услышать, и теперь не понимаю, как это все переварить.
— Пойдем в номер. Тебе нужно согреться. И мы поговорим.
Уже за полночь, очень хочется спать, но я держусь, хотя глаза закрываются. Максим нашел где-то два теплых шерстяных пледа, укутал меня в них и всучил в руки чашку со сладким черным чаем. Себе налил что-то явно покрепче в низкий бокал.
— Тебе удобно?
— Очень. У тебя диван мягче, чем в моем номере. Все хорошо, слушай, ты ничего мне не обязан объяснять. Я вообще безумно благодарна, что ты так отреагировал. Мне бы вот совсем не понравилось, если бы ты у моих знакомых обо мне расспрашивал.
— Я тебе говорил, что нам было по пятнадцать, когда мы познакомились с Ксенией? — Максим словно не услышал, что я ему сказала. Сидит задумчивый и какой-то чужой, что ли.
— Да, летом, на отдыхе.
— Меня поразило, с каким восторгом она смотрела на мир. Вокруг нее вились пацаны, она заражала своим энтузиазмом целый мир. Каждый день — новый план, как покорить вселенную, никак не меньше. Я за всю жизнь не встречал более активного человека, ей удавалось все, за что бы она ни бралась. Потрясающая выносливость, могла не спать сутками, но рисовать, чертить, придумывать сумасшедшие в своей гениальности здания… В нее невозможно было не влюбиться, и я был счастлив, что она выбрала именно меня.
Макс замолчал, сделал еще маленький глоток из
— Она поражала, изумляла, но, знаешь, заряжая своей энергией все вокруг, я никогда не чувствовал себя менее умным или менее талантливым рядом с ней. Скорее, просто понимал, что Ксения другая, особенная. Я говорил тебе, что был трудным подростком? Говорил, конечно. Она стала моим миром, изгнав оттуда почти всех моих друзей и приятелей. А я не сопротивлялся. Мои родители готовы были на нее молиться, ведь я стал именно тем сыном, каким они всегда мечтали меня видеть. А вот ее отец не был рад тому, что мы всегда и везде вместе. Ксения почти поселилась у меня в мансарде. Мы были абсолютно счастливы. Я тогда не придавал значения тому, что Андрей был против. Не мешал особо, и слава богу. Для Ксении он был готов на все. А она любила меня.
Максим снова замолчал, а я вовсю воевала с подступившей ревностью. Пока все так, как я предполагала, без сюрпризов, но его тон, такая тоска в голосе… Что же там у него случилось с ней?
— Иногда Андрей забирал ее у меня, он любил путешествовать и никогда не оставлял Ксению одну. Я на стенку лез без нее. Рвался за ней, мне было плевать, что они уезжали за границу, а у меня не было денег… Но она всегда с такой радостью возвращалась ко мне… а потом снова пропадала, но уже у себя дома. Просто просила ее не трогать, говорила, ей нужно время. Ни черта тогда не понимал, но просто верил ей и делал, что она просила.
Меня переполняют эмоции, сна уже нет никакого, только рвущееся изнутри возбуждение. Хочется вскочить на ноги, побегать по номеру, забросать Генварского вопросами. А еще выдохнуть и втайне малодушно порадоваться, что мы не могли встретиться, когда он влюбился в Ксению. Он меня просто бы не заметил рядом с ней, может, только удивился бы, увидев во мне ее двойника, не более. А еще, несмотря на все это буйство эмоций, я понимаю, что сейчас Максим совсем другой, он вырос, и чувства у него уже другие. И я влюбилась именно в нынешнего Максима Генварского. А тот другой — он и правда не мой.
— После первой сессии я сделал ей предложение. Мы праздновали у кого-то на квартире, было много дури, но хорошо помню, как она сказала «да». А потом пропала, почти на месяц. Андрей ничего не говорил, не пускал меня на порог. Однажды я его подкараулил на улице. Разнимали нас уже менты. Родители просили подождать с женитьбой, хотя бы до окончания института. Их будто подменили…
— А потом? — не выдержала я долгой паузы. Чувствовала, что надвигается что-то страшное, у этой истории не может быть хеппи-энда, знаю, но все равно страшно. Хочу, чтобы он быстрее рассказал, вижу же, самому тяжело!
— От родителей я тогда ушел, в мансарде жить один не мог, ночевал у друзей. А потом она вернулась, радостная и довольная, только мне ничего не объяснила, хотя на этот раз я задавал вопросы. Тогда мы впервые стали ссориться, да так, что она убегала обратно к отцу. Чтобы вернуться ко мне через несколько дней. И снова наступала идиллия. Сейчас бы я поступил по-другому, но тогда… — Максим замолчал, а потом выдал: — У Ксении было биполярное расстройство. Или маниакальная депрессия, как тогда мне объяснил ее отец. Болезнь, которую нельзя вылечить, Марина, хотя с ней уживаются десятки миллионов людей. Но не Ксения. Я не смог ее спасти.