Нарисуй меня
Шрифт:
Сегодня пришлось вспомнить весь этот ужас последних недель перед гибелью Ксении, чувство вины, которое не давало спокойно спать. Максим начал подрабатывать еще на первом курсе, и все деньги уходили на подарки для любимой девушки. После ее смерти работа неожиданно стала спасением, сначала лишь для того, чтобы уставать до полного отупения, лишь бы ничего не думать и не чувствовать. А потом втянулся, получал наслаждение. Последний год перед дипломом уже работал с иностранцами. Макс хотел уехать из города, где воспоминания настигали в тот момент, когда казалось, что вылечился, что она наконец перестала
Он убедил себя, что справился, когда узнал про наследство Андрея. Можно возвращаться. Решение было принято быстро, свою подругу Элю он просто поставил в известность, что их отношения закончились, он уезжает на родину. С ним? Исключено. Она больше не настаивала. Никакими угрызениями совести Макс не терзался, он вообще считал, что рефлексия осталась в прошлом, что любовь, страсть, ревность, бурные выяснения отношений ушли вместе с Ксенией. Но на всякий случай продолжал выбирать внешне совершенно других женщин — фигуристых блондинок или невысоких рыжих.
Довыбирался!
Марина опять заметалась на кровати, и Максим наклонился над беспокойной девушкой, чтобы снова ее успокоить.
— Тебя просто нельзя выпускать из рук, да, Марина? — тихо-тихо прошептал он, не ожидая, что его услышат. Она и правда не проснулась, лишь сильнее прижалась к Генварскому, заставив его мысленно чертыхнуться.
Не выпущу, не бойся.
С ней он окунулся в какую-то параллельную реальность. В реальность, где не было упорядоченной жизни, в которой он все контролирует, новых проектов, которые надо во что бы то ни стало доводить до конца, не было конкурентов и Грина. А были вдохновение, весна и влюбленность. Заново проживал свою юность, словно той другой и не было вовсе. Непосредственная и мягкая девочка, которая (словно насмешка судьбы) оказалась прямой противоположностью его первой любви. Но он вряд ли бы оценил Марину в восемнадцать, тогда ему нужен был ураган Ксения, а Марина, скорее, похожа на радугу, только в ней больше цветов, чем в спектре.
А еще на воздух. Его воздух.
Кислород начал проникать в сердце, и оно снова забилось, затрепетало, стало жить мечтой. Мечтой, что жизнь вернулась.
Макс неожиданно для самого себя захотел снова взять кисть в руки, вытащить старенький мольберт, отыскать чистый холст и вернуться в ту жизнь, от которой однажды без сожалений отказался. Только непременно с ней, с Мариной. После их первого свидания он уже знал, что вернется в свою мансарду и возьмет ее с собой. Это лишь вопрос времени.
Марина даже не догадывалась, что лечила его, что боль, крепко запертая внутри, начала потихоньку растворяться. Он расслаблялся, позволял себе иногда думать о Ксении без жестких внутренних запретов. Максим очень сильно удивился, когда понял, что все эти годы первая любовь оставалась с ним, просто он запер ее в себе, потому что по-другому не мог контролировать, иначе она бы его разорвала. И лишь сейчас стал ее выпускать из себя, только потому, что появилась Марина.
Нет, все-таки он правильно поступил, рассказав сегодня о Ксении. Макс никогда не сталкивал лбами тех, кому был дорог. Все свои отношения заканчивал так, чтобы не доставлять неудобств ни себе, ни другим. С Ольгой, конечно, осечка случилась, но сейчас он думал не об
Кстати, о доброхотах.
Что, Грин, не ожидал такого, верно? Да я и правда твой должник.
Мысли Максима перекинулись на заклятого партнера. С Алексом надо что-то решать, это еще больше осложнит их отношения и повлияет на бизнес, но Марина — не пешка в его игре. Марина — это воздух, без нее у него нет жизни.
Глава 41
— Уверена, что тебе не будет холодно? — Макс скептически приподнял бровь. — Ты когда-нибудь бывала в горах?
— Я их часто рисовала, особенно в художке. И карандашом, и акварелью. Знаешь, как жалею, что ничего не взяла с собой?!
Утром, когда проснулась в его кровати, думала, неловко будет. И что вместе ночевали, и после откровений про Ксению. Но Макс — это Макс, и ему, к счастью, давно не девятнадцать. Буквально парой фраз сбил до нуля мою тревогу.
А сейчас я завтракаю на веранде отеля: апельсиновый сок, кофе и омлет с овощами. Вкусно! И рядом со мной сидит, щурясь на солнце, самый искренний мужчина на свете.
— Я отдам тебе свитер, наверху будет холодно. В горах всего несколько недель как сезон закончился.
— Ты катаешься на горных лыжах? Здесь? — Удивлюсь, если нет.
— В прошлом году на три дня прилетал. — Макс кивнул. — Но весной и летом никогда не был. Так что, считай, оба новички. Поехали?
Генварский дело говорил, здесь прохладно, и от его теплого свитера я точно не откажусь. Зато красиво-то как! По-другому, не так, как внизу. Прежде всего, поражает и пугает величие природы. Именно безмолвное холодное величие — бескрайние горные хребты, покрытые лесом. Непокоренная природа, что бы люди себе ни придумывали, именно она хозяйка мира, а вовсе не мы.
Тихий, еле слышный щелчок заставляет обернуться.
— У тебя такое выражение лица. — Максим довольно опускает камеру. — Я не сдержался. Хочешь подняться выше? Высоты не боишься?
Канатная дорога… Верчу головой по сторонам в надежде все успеть увидеть, запомнить, зафиксировать в памяти. Мы поднимаемся на смотровую площадку «Роза Пик». Если верить рекламному буклету, то с нее открывается прекрасный вид на горы и на море. Нам очень повезло: небо ясное, а значит, вид должен быть отличный.
Широкая смотровая площадка расположилась позади ресторана, куда Максим предложил заглянуть на обратном пути. Возможно, но сейчас еда интересует меня меньше всего.
— Нравится? — Генварский с любопытством заглядывает мне в лицо.
— А разве это может не нравиться? У тебя самого дух не захватывает?
Вид и правда потрясающий, здесь, на высоте, хочется развести руки в стороны и обнять весь мир, стать его частью, впустить в себя всю эту красоту, впитать и пропитаться ею.
— Я так и знал, поэтому и захватил кое-что. Времени у нас много… — Он замолчал и стал что-то вынимать из рюкзака. — Первые наброски можно сделать прямо здесь.