Наркомпуть Ф. Дзержинский
Шрифт:
Дежуривший па вокзале сотрудник узнал Дзержинского, вытянулся, отдал честь и представился:
— Старший агент отделения дорожного транспортного отдела Николаев.
Председатель ОГПУ ответил на его приветствие и пошел вдоль перрона.
Вскоре показался поезд. Беленький и Усов побежали ему навстречу и на ходу вскочили на ступеньку мягкого вагона. Дзержинский нахмурился и подозвал дежурного агента.
— Вы что-нибудь заметили, товарищ Николаев?
— Так точно. Товарищи Беленький и Усов прыгнули на ходу поезда.
— Как вы это расцениваете?
— Как нарушение
— Правильно! — подтвердил нарком. — К чему вас обязывает это постановление?
— К наложению штрафа на виновного в размере трех рублей.
— Выполняйте! Об исполнении доложите рапортом на мое имя.
В это время из мягкого вагона вышел Герсон. Увидев Дзержинского, он покинул своих спутников и поспешил к нему. Вместе они направились к выходу. А дежурный агент подошел к Беленькому и Усову, откозырял и объявил, что они оштрафованы за нарушение постановления НКПС по три рубля каждый.
— Значит, мы оштрафованы? — усмехнулся в усы Беленький. — Ну меня, допустим, ты не знаешь, но замнача транспортного отдела ОГПУ обязан знать в лицо…
— Я и вас хорошо знаю, товарищ Беленький, — ответил дежурный агент. — Но извините, действую по личному приказанию председателя ОГПУ товарища Дзержинского. Прошу уплатить штраф, так как я обязан донести рапортом об исполнении.
— Нет у меня денег, — сердито буркнул Беленький.
— У меня есть, — поспешил вмешаться Усов. — Я заплачу за обоих.
Когда Дзержинский со своим спутником сели в автомашину, Герсон вынул из портфеля запечатанный сургучом пакет, Феликс Эдмундович вскрыл его, прочитал материалы и вернул их своему секретарю.
— Я не за этим приехал, — сказал он. — Решил сегодня побывать на вокзалах. Хочу проверить, как выполняется мое указание. Скажите, как вам ехалось в мягком вагоне?
Несколько удивленный этим вопросом Герсон ответил:
— Неплохо, Феликс Эдмундович. Правда, тесновато — в составе почему-то один мягкий вагон и почти все места заняты. Пустовали всего лишь две верхние полки. А вот, когда я ехал в Петроград, было свободно, три мягких вагона. И в плацкартных вагонах свободнее, чем теперь.
— То-то, — удовлетворенно заметил нарком. — Эта «свобода» нам влетела в копеечку. До меня дошли сведения, что питерские поезда приходили в Москву полупустыми, особенно мягкие вагоны. Я предложил Межлауку и Благонравову проверить эти сведения, сократить движение и часть мягких вагонов заменить жесткими. Преступно гонять вагоны пустыми!
— Значит, ваше распоряжение выполнено, — подтвердил Герсон.
— На Курский вокзал! — повернулся нарком к шоферу и объяснил своему спутнику:
— Провожаю одного товарища и заодно проверю, как там с пассажирскими поездами.
Когда они вышли на перрон, поезд на Севастополь уже был подан. Нарком вошел в одно из купе мягкого вагона, посидел там минут пять, попрощался со своим знакомым и заглянул в остальные купе, насчитав там всего 10 пассажиров. Затем он прошел по другим вагонам. Картина была такой же. Три четверти плацкартных мест пустовало.
— Только сегодня так мало пассажиров? — спросил Дзержинский старого, с седыми усами
— Почитай, с конца октября такая волынка, — с досадой ответил тот. Курортный сезон давно кончился, а поезда гоняют, как прежде. Чистая бесхозяйственность!
— До свидания, товарищ! — сказал ему нарком и повернулся к Герсону: — Вы слышали? И чем только занимаются начальник и уполнаркома дороги, если не видят такого безобразия? Мне на днях рассказывал товарищ, прибывший из Читы, он один-одинешенек ехал в вагоне.
Народный комиссар вместе со своим спутником свернул в проход, ведущий на вокзальную площадь мимо помещения транспортного отделения ОГПУ. Сначала он хотел туда зайти, но передумал и повернул в находившееся рядом багажное отделение. Там стояли в очереди пассажиры, сновали носильщики с чемоданами и корзинами. Нарком прошел за перегородку, где находились полки с багажом. Вдруг из-за корзины, стоявшей на полу, выскочила крыса. Он с гадливостью отшатнулся и направился дальше. Через несколько шагов ему перебежала дорогу еще одна крыса, которая тут же не спеша полезла на верхнюю полку.
— Какая мерзость, вот безобразие! — возмутился Дзержинский. — Они портят вещи пассажиров и переносят всякие болезни. Если крысы не стесняются людей, значит с ними не борются и их развелось очень много. Столько начальников и неужели некому за этим следить? Равнодушие чиновников — этот душевный бюрократизм — вот что нас губит.
Нарком нажал кнопку звонка. Секретарь вошел, ожидая очередных распоряжений. Феликс Эдмундович пригласил его сесть и вынул из ящика стола несколько писем.
— Попрошу вас подготовить ответы.
Первое письмо было от коллектива механического завода, избравшего наркома своим шефом и приславшего ему на память настольную зажигалку с выгравированной на ней надписью.
— Нужно поблагодарить рабочих, — сказал Дзержинский, — написать, что я интересуюсь, как у них идут дела на заводе, а в заключение намекнуть, что я как шеф завода жду от них больших производственных успехов. Я признателен за внимание, но подарков мне не нужно делать. Только намек должен быть очень деликатным, ведь их подарок мне от чистого сердца, совершенно без всякой задней мысли.
Второе письмо прислали железнодорожники вагоноремонтных мастерских 18-го участка службы тяги Северных дорог. Вагонники избрали наркома «почетным слесарем», зачислили в бригаду товарного парка и прислали ему расчетную книжку. В своем обращении они писали: «Через Вас, товарищ Дзержинский, мы передаем Советской республике новый товарный вагон за № 485510, собранный нами в неурочное время бесплатно из старых частей, взятых с „кладбища“ и исключенных из инвентаря».
— Обратите внимание на концовку, — заметил нарком. — Они пишут: «Вот наш скромный подарок, которым мы без лишних слов подтверждаем нашу преданность СССР…» Замечательно сказано, «без лишних слов». Вот такие подарки, — воскликнул Дзержинский, — я готов принимать в неограниченном количестве! Выразите товарищам мою самую горячую и искреннюю благодарность!