Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации
Шрифт:
– Я получил по заслугам, накормив голодающего!»
Любимый гость не везде любим
И известный певец не везде известен
Человек идеального воспитания
Встречаются такие купцы, которые, владея миллионами динаров, хотят, чтобы им служил весь мир, и всячески подчеркивают свое значение.
Но пророк сказал: «Всевышний не любит, когда люди скрывают богатство, которое Он им даровал».
«Мой хозяин, – рассказывает управляющий Абу Мундхира, Нуман ибн Абдулла, – имел обыкновение, когда зима подходила к концу, собирать все шерстяные ткани, одеяла, печи и другие необходимые для зимы вещи и устраивать торг. После этого он спрашивал у начальника тюрьмы о нищих заключенных, попавших туда по собственному признанию без явных обвинений, и на деньги, полученные за свои вещи, оплачивал их долги или выкупал их на свободу. Он помогал и мелким торговцам, жившим по соседству, – разносчикам, кондитерам, которым дело приносило всего пару динаров, – давал им по десять динаров или сотне дирхемов. Он сочувствовал людям, приходившим на рынок, чтобы продать чайник, или горшок, или старую простыню – вещи, продавать которые заставит только крайняя нужда, там были даже старухи, продающие свои прялки, и он платил им гораздо больше, чем они просили за свой товар, и не брал этих вещей.
А когда зима приближалась, он собирал свою парчу, золотые и серебряные ткани, охладители и все летние принадлежности и раздавал все это нуждающимся, а на следующее лето покупал себе все новое.
Однажды я не выдержал.
– Господин, – сказал я тогда, – ты действуешь себе во вред безо всякой причины. Ты покупаешь эту одежду и все остальное по самым высоким ценам и распродаешь их вполцены, когда они никому не нужны. Это разоряет тебя. Прошу тебя, позволь мне сделать так: ты отдашь все, что захочешь, на торг, но я куплю их для тебя, сохраню до следующей зимы или лета и возьму за них ту же цену.
– Нет, – сказал Абу Мундхир. – Это вещи, которыми Всевышний позволил мне наслаждаться все лето или всю зиму, и Он привел меня ко времени, когда они больше не нужны, как я могу знать, буду ли я жив, когда они мне снова понадобятся? Я согрешу, оставляя их себе. Я лучше буду продавать их по той цене, по которой продаю, чтобы Всевышний берег меня до того дня, когда они снова понадобятся, и простил мне мои грехи. И если Он пощадит меня, мне они снова понадобятся, они ведь стоят не так дорого. И у меня они будут снова, и меня будет радовать их новизна. И есть еще одна польза из того, что я продаю задешево, а покупаю дороже: мелкие торговцы, которым я продаю и у которых покупаю, имеют с этого прибыль. Им хорошо, а меня это не разорит.
Если какое-то особое лакомство подавалось Абу Мундхиру, он никогда не съедал его, а велел отдать нищим почти нетронутым. И каждый день то, что оставалось с его стола, выносили за ворота, вместе с тем, что еще было на кухне после еды его рабов, и перед его домом всегда толпились нищие.
Однажды с ним обедал его друг из династии Хашимитов. Обед начался с лучших блюд, но скоро Абу Мундхир приказал вынести все нищим. Затем подали жирного козленка, но скоро и его унесли за ворота. Пришла очередь миндального десерта с фисташками – одного из его любимых блюд, каждая порция которого обходилась в пятьдесят дирхемов.
Сотрапезники съели еще совсем немного, когда он сказал: «А теперь отдайте это нищим».
Однако Хашимит крепко держал свою чашу.
– Друг мой, – сказал он, – давай представим, что мы нищие, и насладимся своим обедом. Почему мы должны то, что нам особенно нравится, отдавать им? Что попрошайка станет с этим делать? Не довольно ли ему будет куска мяса и лепешки? Так что оставь мой десерт мне.
– Таков мой обычай, – сказал Абу Мундхир.
– Но это плохой обычай, – отвечал гость. – И нам он не нравится. Если уж у твоих попрошаек должен быть такой особый обед, приготовь другие порции для них, но не трогай наши. Или же мы дадим им денег вместо еды.
– Хорошо, – сказал Абу Мундхир, – я отменю свой приказ и приготовлю для них еще порции. Что же до денег, то ни один нищий не решится потратить их на что-то подобное, даже если дать ему во много раз больше. Когда нищий получает монеты, он тратит их на необходимые вещи и не станет готовить подобные блюда. Я же хочу поделиться с ними своим удовольствием».
Из беседы в обществе мужей, музыки или времени, проведенного с женщиной, идеально воспитанный человек предпочтет беседу.
Он никогда не станет перебивать, позволяя собеседнику, спокойно рассуждая, пройти дорогой, которую он выбрал для своей мысли, от начала до конца, так чтобы одно вело к другому, ведь говорят, что беседа – это ветвящееся дерево.
Человек, которому достаточно лишь знаний, касающихся того, что вокруг него, не сравнится с тем, кто ищет неведомое, спрятанное в нашем мире. Нечто является неизвестным, потому что мы редко его видим. Но неведомое является чудом, оно противоречит природе вещей и кажется невероятным, пока мы не увидим его. Взять, например, Индию, обычаи которой настолько отличаются от наших, что кажутся нам просто чудовищными. А ведь индус, посмотрев на привычное нам, поступает наоборот. Они едят в одиночестве, среди помета. Они пьют коровью мочу, но не станут есть говядины. Обычно они ездят без седла, а если в седле, то, по нашим представлениям, задом наперед. Из двоих детей они больше любят младшего, потому что старший обязан своим появлением удовлетворению желаний, а второго ждут спокойно и обдуманно. Входя в дом, они не спрашивают позволения, но не могут уйти без него.
В силу этих привычек они считают себя лучше нас, а мы считаем себя лучше их. И если мы хотим осудить их, нужно говорить не только об индийских обычаях: ведь и арабы в века невежества жили преступно и омерзительно. Наши предки спали с женщинами при менструациях или беременности. Во время молитв арабы свистели и хлопали в ладоши. Они ели нечистых животных. И слава Всевышнему, только ислам положил всему этому конец.
А индусы пугают нами своих детей, рассказывая эти страшные истории. Они называют нас дьявольским отродьем. Для них нет иной страны, иных людей, иных правителей, иной религии и иной науки, нежели их собственные, – гордые, безумные, самодовольные люди. И тем не менее справедливости ради мы должны признать, что не только индусы смотрят сверху вниз на все народы, кроме своего собственного, а это обычное чувство всех людей.
Главная разница в том, что думают образованные и необразованные люди. Первые пытаются понять общие законы, лежащие в основе явлений, для вторых же существует только то, что они могут увидеть или услышать. Они довольствуются традиционными правилами. В толкованиях принципов религии, предназначенных для непросвещенных, не будут тщательно взвешивать каждое слово. Пример покажет, что я имею в виду: ученый индус может называть Всевышнего точкой, подразумевая, что Его нельзя описать материально. Но если читателем будет невежа, он вообразит, что Всевышний мал, как крапинка. Он не может принять это обидное для него сравнение. Всевышний ведь гораздо больше, говорит он, по крайней мере двенадцать пальцев в длину.