Народ Великого духа

Михайловский Александр

Кстати, о Люси д'Аркур, которую никто уже не называет Люськой, а именуют не иначе как Людмилой Марковной – это если официально; а если по-свойски, то Люсенькой. Она у нас – одно из главных чудес года. Выпускайся у нас журнал «Тайм» – быть ее портрету на обложке. Перековать завзятую стерву и мерзавку в полезного члена общества – это еще надо суметь, а уж «Сказ о том, как Люся выходила замуж» и вовсе достоин отдельного романа. Или, быть может, завзятой стервой и мерзавкой ее сделало, как любит выражаться Андрей Викторович, «буржуазное общество наживы и чистогана», а здесь, при первобытном коммунизме Сергея Петровича, вся эта шелуха и короста полезла с Люси клочьями, обнажая душу честного и ответственного человека. Так что она у нас теперь на передовой – плавает вместе с Сергеем Петровичем то за каолиновой белой глиной, то за оловянной рудой (Марине-то Витальевне

не до того, да и возраст). Кстати, если в прошлой жизни мы с Люсей друг друга едва замечали, то теперь приятельствуем. Я с нетерпением жду ее из очередного путешествия, чтобы на дикой смеси русского и французского языков выслушать впечатления о далекой стране вечных туманов.

И, кстати, праздник без главных заводил (я имею в виду Сергея Петровича и диджея Сергея-младшего), не особенно удался. Праздничный обед был на высоте, а вот Андрею Викторовичу не удалось так завести народ, как это получалось у главного шамана племени. Не было некой искры – и из-за этого веселье выглядело натужно. Ну попели французских и русских песен, ну поплясали у костра (на который Валера не пожалел горбыля и бракованных бревен), поели жареного над углями мяса и рыбы (совершенно не дефицит), дополненных местными салатами из дикоросов – и разошлись, так и не поняв, на черта он нужен был, этот праздник. Важность благополучного завершения того путешествия осознавалась разумом, а не сердцем.

И это, кстати, тревожный звонок. Сергей Петрович мало того что оказался человеком, который за счет своих средств профинансировал эту экспедицию, заняв в ней должности капитана корабля и главного инженера; в дополнение к этому выяснилось, что он и есть та единственная личность, что скрепляет наше разнородное общество в единое целое. А так нельзя. Если с нашим незаменимым главным шаманом что-нибудь случится, то через некоторое время, несмотря на все успехи на материальной ниве, мы можем утратить единство, погрязнуть в дрязгах и неизбежно погибнуть. Ведь поодиночке мы никак не сможем противостоять этому жестокому миру, безжалостному к слабым и беззащитным. И тогда – прощайте, мои мечты о счастливом будущем и построении великой цивилизации. А мне этого очень не хочется… Надо для начала поговорить на эту тему с моим Валерой (ведь он знал Сергея Петровича еще до похода в прошлое), а потом идти с этим на совет вождей. Угроза-то нешуточная…

22 июня 2-го года Миссии. Утро. Пятница. «Отважный» на побережье Корнуолла.

Приняв в трюм полный груз оловянной руды, «Отважный» собирался в обратный путь. Помимо груза и первоначальной команды, на его борт поднялись некоторые члены клана Рохан. В первую очередь к новому месту жительства отправлялись дети до четырнадцати лет, неспособные приносить пользу на сборе кристаллов касситерита, отец Бонифаций, а также семейство леди Гвендаллион. Старшим в клане Рохан оставили Виллема-воина, которому вменялось контролировать Тревора-управляющего. А чтобы остающиеся на пустынном берегу рядовые члены клана Рохан не думали, что их бросают, с ними для руководства процессом сбора касситерита остались Гуг, Люси и три полуафриканских жены Гуга: Тиэлэ-Тина, Каэрэ-Кася и Суэрэ-Инна. Ярко-рыжий веснушчатый Гуг казался кельтам почти своим, да и пользы от его практической сметки и деловитости было гораздо больше, чем от важного вида Виктора де Леграна.

И если самой матроне и ее дочери Шайлих предстояло путешествовать на общих основаниях, имея в каюте одну койку на двоих, то Эмрис сидел в закутке, прежде предназначавшемся для собак, а позже использовавшемся для перевозки к Северным Оленям Марины Жебровской. Не самые удобные апартаменты, особенно если учесть, что на голову бедняги была натянута особая кожаная шапка, которая плотно закрывала глаза и уши, оставляя открытым только рот, чтобы он имел возможность дышать и принимать пищу и питье. Поскольку предполагалось, что отпрыск лорда просидит в этом заточении все пять дней, пока «Отважный» совершает путешествие из Корнуолла к пристани у Большого Дома, Корвин-плотник изготовил для него специальное сиденье с дыркой, под которым крепилась довольно объемистая деревянная кадушка. С учетом скудного покаянного рациона кающегося грешника и шестидневного подготовительного поста, полностью очистившего кишечник юноши, емкости этой кадушки должно было хватить до конца путешествия.

Помимо прочих грузов, Сергей Петрович отчаянно хотел прихватить на племя хоть одного быка клана Рохан: все же это какая-никакая культурная порода, которая позволит начинать селекцию крупного рогатого скота не на пустом месте. Но из-за ограниченных размеров люка опустить скотину в трюм оказалось невозможно, а находясь на палубе, бычья туша мешала бы перебрасывать гик бизань-мачты с одного борта на другой при перемене галса. Малость поразмыслив, бессменный капитан «Отважного» решил перед следующим рейсом демонтировать бизань и сходить до Корнуолла только под грот-мачтой и мотором. Если случится такая необходимость (например, в случае поломки мотора), до дома можно дотянуть и на шестидесяти процентах от полной парусности. Правда, если разыграется хоть сколь-нибудь серьезный шторм, то от скота на палубе придется избавляться, сбрасывая его за борт; но этот риск надо признать неизбежным, так как другого способа доставки быков к Большому Дому просто не существует.

И вот все предварительные приготовления завершены, сходни убраны, отбывающие заняли свои места, а провожающие машут им с берега руками и головными уборами. Подступающий прилив приподнимает кораблик, и полуафриканки наваливаются на шесты, отталкивая его от берега и одновременно разворачивая носом в открытое море. Обратный рейс к пристани у Большого Дома с грузом касситерита начался. Госпожа Гвендаллион стоит у правого борта, обращенного к берегу, и в волнении кусает губы. С берега ей машут оставшиеся на хозяйстве Виллем-воин и Тревор-управляющий, но на душе у госпожи клана Рохан неспокойно, хотя она старается не подавать виду. Впрочем, там неспокойно последние десять лет, после того как ее муж пал в бою и оставил фамилию без твердой мужской руки.

Совсем по-иному настроен отец Бонифаций. Оставляя позади прошлое, к которому уже нет возврата, он всей душой стремится вперед, к новым открытиям и новым свершениям. Ведь он действительно очень хороший священник, верящий в то, что он проповедует, и в то же время осознающий, что мир устроен Творцом значительно сложнее, чем кажется на первый взгляд. А еще он умен и никогда не выскажет своего мнения, прежде чем досконально не разберется в сути вопроса. Впереди его ждет титанический труд по окормлению нового народа и созданию нового Писания для нового мира.

Тогда же и там же, отправляющийся в плавание «Отважный».

Гвендаллион, вдова Брендона ап Регана, временная глава клана Рохан.

Моя фамилия остается здесь, а сама я уплываю неведомо куда: быть может, и взаправду в самую настоящую страну колдунов. Да и прежде мы, думнонии, спасаясь от неумолимого саксонского прилива [5] , переселялись за море в страну Арморику (нынешняя Бретань). Но то было совсем другое дело, то были известные нам земли, где жил родственный нам народ и о которых было хорошо известно по рассказам путешественников и купцов. Но тут, за морем, нас ожидает неизвестность, новая страна, о которой мы знаем только по рассказам нашего нового друга Виктора. Там главный воин ездит на рычащем чудовище, там прирученная молния светит в ночи на целые мили, а люди все как один говорят на неизвестном нам языке, который мне еще предстоит выучить, чтобы не быть глухой и немой в стране слышащих и говорящих.

5

Саксонский прилив – так поэтически кельты Британии называли натиск англов, саксов, ютов и данов, в эпоху Великого Переселения Народов приплывавших на их земли из-за моря на длинных и узких военных ладьях.

Мое необузданное кельтское воображение показывает мне воистину ужасную картину. Я представляю себе, что оставшиеся на берегу Гуг, леди Люсия, а также три их темненькие спутницы нежданно оборачиваются морскими птицами, двумя белыми и тремя черными, и, с криками поднявшись ввысь, летят вослед уплывшему кораблю, оставив обреченных членов клана Рохан ждать смерти, не имея ни твердого руководства, ни последнего утешения верой… Я не знаю, почему согласилась на эту авантюру – видимо, Сергий ап Петр был очень убедителен; и вот берег с родными мне людьми скоро исчезнет в туманной дали. Но в этой печали я не одна. Вместе со мной родных им людей покидают дети клана Рохан, причем не только те, которые не доросли еще головой даже до плеча взрослого, но и почти зрелые девочки, которые так лихо отплясывали на празднике вместе с темненькими молоденькими женами пришельцев. Я попыталась возразить против их отъезда, но получила моментальный отпор.