Народная Русь
Шрифт:
Клич этот заключается последней просьбою встосковавшейся по добродетели кающейся грешной души: — «Разделите мое имение нищим-странникам!» — просит-молит она: — «Их молитвы, слезы теплыя послушает Бог и подаст для их прощения грехом моим!» За выполнение этой посмертной воли обещает плачущая-рыдающая душа и выполнителям великую награду: «…сами вы от Господа услышите», — говорит она! — «Приидите, благословении Отца Моего, вы наследуйте уготованное царствие со избранными святыми, Мне сложившими!» В этом кличе души, «преселившейся во ин век бесконечный», явственно слышится вдохновенный голос веры сердца народного.
Смерть представляется русскому человеку путешествием в далекий неведомый край: потому-то и говорится вместо «умереть» — «отойти (к праотцам)», а молитва, читаемая над умирающим, зовется «отходною». В стародавние годы на древнерусской языческой тризне сжигали на свеженасыпанном кургане, а иногда зарывали в могилу любимого коня покойникова, чтобы он помог своему хозяину поскорее совершить тот путь, из которого никто домой не возвращается. Еще и теперь в некоторых местностях кладут в гроб подорожный посох и новые лапти, все с той же целью — облегчить умершему трудности предстоящего путешествия. Далеко не легок этот путь! Перескакивают дорогу загробного путника не только овраги, горы и леса, но даже, — как говорит старинное предание, — река огненная. Перевозит через эту реку св. Михаил-архангел души праведных, принимая их, как любящая мать детей — в свои объятия. Грешники же, не оставившие по себе на земле добрых дел, оглашают берега этой реки напрасными воплями-стонами: не соглашается взять их в свою ладью грозный архистратиг Господень. Много их тонет в волнах огненных, погружаясь на дно — в муки вечные.
По другим же сказаниям, эта река «протечет
94
Св. Кирилл Туровский — русский проповедник-писатель ХII-го столетия, родился в 1130-м году в гор. Турове. Постригшись в монашество, он изучал творения отцов Церкви, затем уединился в башне ото всей братии и отдался размышлениям. Первыми литературными трудами его были: «Сказание о черноризчестем чину от ветхого закона и нового» и «О подвиге иноческого жития». Слава о мудрости и святой жизни Кирилла дошла до великого князя Андрея Боголюбского, и, по желанию последнего, он был посвящен во епископы туровские. Ему принадлежат множество поучений и до двадцати молитв («Молитвы на всю седмицу» и друг.). Сочинения его считаются современными богословами за перл красноречия XII-го века. Кончина св. Кирилла последовала в 1182-м году
Души умирающих младенцев, по верованию народной Руси, не расходящемуся и с учением Церкви, прямо идут в царство небесное; но это только в том случае, если они приобщились — путем крещения — к пастве Христовой. Некрещеные же младенцы становятся, по словам народного суеверия, жертвою нежити-нечисти, — будучи обречены на вечное блуждание над болотными трясинами в виде подвластных Водяному духов, проявляющих свое присутствие дрожащими-мерцающими огоньками. Многие из них с течением времени превращаются в «кикимор», творящих волю нечистой силы. Другие — суеверные на свой-особый лад — люди говорят, что становятся некрещеные младенческие души русалками, — особенно, если мать утопит своего ребенка. «Мене мати породила, некрещену утопила!» — звучит явственным отголоском этого поверья песня русалок, распевавшаяся в старину на семицких да на купальских игрищах-гульбищах. «Присланный» (нечаянно задавленный во сне) ребенок также считается в народе жертвою нечистой силы. По неписаному, подслушанному нашими народоведами укладу русского простонародного суеверия, для избавления души такого младенца от ее тягостной вековечной судьбы должна мать, совершившая этот невольный грех, простоять три ночи во храме Божием — в кругу, очерченном рукою священника. Делается ли это где-нибудь в настоящее время — неизвестно и даже сомнительно, чтобы делалось; но седая старина сохранила в своих памятниках живучий след этого суеверного обычая.
Еще более тягостна загробная участь детей, проклятых своими родителями: нет им, по народному слову, отпущения на том свете, если не отмолят их сами проклявшие! А отмолить проклятие не так-то легко, как проклясть! В народных русских сказках, записанных А. Н. Афанасьевым, есть любопытный владимирский сказ о «проклятом детище». Жил старик со старухою, — начинается-заводится он, — и был у них сын, которого мать прокляла еще во чреве. Сын вырос большой и женился; вскоре после того он пропал без вести. Искали его, молебствовали об нем, а пропащий не находился. Недалеко в дремучем лесу стояла сторожка; зашел однажды туда ночевать старичок нищий и улегся на печке. Спустя немного слышится ему, что приехал к тому месту незнакомый человек, слез с коня, вошел в сторожку и всю ночь молился да приговаривал: «Бог суди мою матушку — за что прокляла меня во чреве!» Утром пришел нищий в деревню и прямо попал к старику со старухой во двор. «Что, дедушка, — спрашивает его старуха, — ты человек мирской, завсегда ходишь по миру, не слыхал ли чего про нашего пропащаго сынка. Ищем его, молимся о нем, а все не объявляется!» Рассказал нищий про то, что ему видеть-слышать приключилось: «Не ваш ли (говорит) это сынок? Поехал, по его указанию, старик в лес, заночевал в сторожке. И опять повторилось ночью то же, что и раньше. Узнал старик сына, кинулся к нему: «Ах, сынок! Насилу тебя отыскал; уж теперь от тебя не отстану!» — «Иди со мной!» — отвечает сын. Привел он отца к проруби на реку, а сам вместе с конем — в прорубь. Только и видел его старик. Вернулся он домой, рассказал старухе-жене, где живет их детище. На другую ночь мать-старуха заночевала в лесной сторожке и тоже — по словам сказки — ничего доброго не сделала. На третью ночь пошла выручать своего мужа встосковавшаяся по нем молодая жена. Опять приехал в урочное время добрый молодец; как запричитал он, молодуха и выскочила к нему: — «Друг мой сердечной, закон неразлучной!» — говорит: «Теперь я от тебя не отстану!» Привел ее муж прямо к проруби. Не устрашилась она: «Ты в воду — и я за тобой!» — «Коли так, сними крест!» Сняла, да и бросилась в прорубь. Очутилась она в больших палатах, — продолжает близящийся к концу сказ. Сидит там сатана на стуле, увидал молодуху и спрашивает ее мужа: — «Кого привел? — Это мой закон! — «Ну, коли твой закон, так ступай с ним вон отсюдова! Закона разлучать нельзя!» Выручила жена мужа и вывела его на вольный свет, — кончает простодушный народный сказатель.
«Всякая душа крещеная просит погребения!» — говорит старинное русское изреченье. «Не похоронить — душу убить!» — вторит ему другое. С незапамятных пор считалось у нас на Руси за великое богоугодное дело оказать помощь при погребении бедного человека. Лишенные погребения становятся, по народному поверью, вечными мучениками-скитальцами. Блуждают их души по свету, пресмыкаются вместе с туманами по сырой земле; плачут они кровавыми слезами, стонут тяжким стоном от своего безысходного горя великого. Являются они во сне близким людям, — просят-молят их о предании земле. Исполнится это их желание — и скитальчеству конец, начало странствиям-мытарствам, общим для всех умирающих: вплоть до сорокового дня после погребения, когда всякая душа приходит к своему загробному пределу — или к селениям блаженства райского, или к вечным мукам.
Жизнь всегда казалась русскому народу драгоценным даром Бо-жиим. Посягающий на нее лихой человек является в его глазах похитителем достояния Господня, а потому и было убийство тяжким грехом даже у языческой Руси. Но положительно противным природе русского человека считалось самоубийство, — за этот тягчайший грех лишал народ-пахарь даже утешения быть похороненным на одном кладбище с близкими-родными, отводя для могил самоубийц лесные овраги и мочежины болотные, в стороне ото всякого обиталища — и живых, и мертвых. По старинным чешским преданиям, душа самоубийцы превращается в черную собаку и во все то время, которое он должен был прожить, если бы не наложил на себя рук, скитается по земле, чтобы — по миновании этого срока — ввергнуться в геенну огненную. Русское простонародное мировоззрение хотя и не приравнивает самоубийцу ко псу, но, тем не менее, осуждает их суровым судом, отказывая в загробном общении с близкими им по крови и по мысли. Могильники самоубийц окружаются призраками всякой темной силы, почему и слывут «заклятым местом». Не видят эти места ни поминальных угощений, не слышат ни причетов-плачей поминальщиков. Плачут над могилками самоубийц только облака-тучи, кропящие землю дробным дождем; поет по ним панихиды, вопит над ними только ветер буйный, облетая все горы-долы света белого, да воют, пробегая по соседним буеракам сиромахи — волки серые. Обходит деревенский люд поодаль эти заклятые, оговоренные суеверной памятью места, — ожидая от близости к ним (особенно — ввечеру) всякого наваждения.
В старину было в обычае хоронить возле проезжих дорог застигнутых смертью в пути.
Все люди, по народному представлению, являются в этом мире странниками. Смерть настигает их там, где ей указано Богом, — если только человек не поддастся — в недобрый час — искушению лукавому и не поднимет сам на себя руки, или не продаст бессмертную душу свою лютому врагу спасения рода человеческого — диаволу. Кончен земной путь; открыты врата новой — бесконечной — жизни, столь радостной-отрадной для одних («ходящих по путям Божием») и столь горестной для других — позабывавших при земной жизни о Боге правды. Годы блаженства райского пролетают, как мгновения; мгновения адских мук кажутся годами. И так — до скончания веков, до Страшного Суда Божия, о котором сокрушается народ-стихопевец в одном из своих стиховных сказов:
«Плачу ся и ужасаю, Егда он час помышляю, Как приидет Судия праведный, В Божестве Своея славы. Суд справедливый судити И страшный ответ творити!..»Бесчисленное множество разнопевов-разносказов стиха о Страшном Суде сложилось в русском народе. Поются-распеваются они до наших дней по всем уголкам боголюбивой народной Руси. Наиболее полный и связный из них подслушан-записан Киреевским в Сызранском уезде Симбирской губернии. Начинается он прямо с покаяния: «Живали мы, грешные, на вольном свету, пили мы ели, сами тешилися, телеса мы свои грешныя вынеживали, греха много мы на душу накладывали, ничего мы душам добраго не уготавыва-ли: за все будем Богу наш ответ держать на страшныем Христовом на пришествии»… Затем, следует-продолжается исчисление грехов: «В святую Божью церковь мы не прихаживали, святых Божиих книг мы не слушали, по писаному мы, грешные, не веровали… Не имели мы ни среду, ни пятницу, святаго трехденнаго Воскресения, святых годовых честных праздников. Не имели мы у себя отца духовного, спесивые были — гордые мы немилостивые, до нищих до убогих не податливые: за то же мы Господа прогневали, Владычицу Пресвятую Богородицу, Пресвятую Троицу присносущную, поклоняемую»… За покаянным вступлением идет ряд вопросов, не всегда сопровождаемых ответами: «Да кто же не слыхал у нас страху Христа, страху Христа, суда Божьева? Да кто же у нас во плоти взят у Христа? Во плоти взят у нас Илья, Божий пророк и Онох, Божий пророк. Восходил же он на гору на Фаворскую, тогда он восходил, когда преобразился Господь с преучениками своими, с преапостолами, показал Он ему, в чем мука и рай и всякиим места уготовленныя: где праведным быть, где грешныим, где татьям быть, ворам, грабителям, еретикам, клеветникам, ненавистникам, где блудникам быть, беззаконным рабам»… Народ-стихопевец точен — как и всегда — в своих определениях: «Татьи все пойдут во великий страх», — говорит он: «разбойники пойдут в грозы в лютыя; а чародеи все изыдут в дьявольский смрад; а убийцам-то будет скрежет зубный; сребролюбцам-то будет несыпляющая червь, смехотворцам-груботворцам — вечная плачь, а пьяницам смола горючая…» Вслед за этим — картина огненного обновления природы, о котором уже упоминалось выше: «…протечет Сион-река огненная, от востока река течет до запада: пожрет она землю всю и каменье, древеса и скот и птицу пернатую, пернатую птицу и воздуственную. Тогда месяц и солнышко потемнеют, и небо возсияет, во свитки совьется, и звезды спадут с неба на землю, спадут оне, яко листья со древов. Тогда же земля вся восколыбается, все ангелы Божий преустрашатся, завидевши страсти все и ужасы. Сойдет с небес Царица Владычица, Пресвятая Богородица, со престолом сойдет с небес на землю; по Божьему все повелению сойдут с небеси святые ангелы, и снесут они Крест пресвятый Его, и поставят на место на Лобное, да где же претерпел Господь вольное распятие. Потом снесут престол Господень с неба на землю; тогда с неба сойдет страшный Судия, страшный Судия, Сам Иисус Христос на светоносном на облаце, и сядет Господь на престоле Своем, да и будет судить живых и мертвых. Тогда убоится его всякое создание, небо и земля и преисподенная, ад восколыбнется. Тогда же, по апостольскому слове-си, Ему поклонятся небесные и земные, и преисподенные»… Престол «Судии праведного» представляется вображению народа-стихопевца окруженным «полками архангельскими». По правую руку от него стоят все святые пророки, и мученики; по левую — «многогрешные с самим сатаною, со угодники его». — «Помилуй нас, Господи, помилуй нас!» — вопиют последние. — «Вы, грешные, беззаконные рабы!» — ответствует им Господь: «Теперь плачете вы, молитеся, последния слезы проливаете вы Мне… А право глаголю, не знаю вас! Отъидите от Меня, ненавижу вас; сами вы себе места уготовали, с самим сатаною, со угодники его!..» Как громом поражает грешников ответ Судии праведного, — припадают они «ко сырой земле», принимаются плакать горько. Плач этот, по обычаю русских певцов-сказателей, выливается словами. Вот эти слезные слова: «Горе нам, грешным, увы нам, увы! Зачем, грешные, мы на сем свету родилися? Лучше бы нам, грешным, не родитися! Почто же мы с малешеньку не померли? Не слыхали бы слова грознаго от страшнаго Судьи, Самого Христа, не потерпели бы мы злой муки превечныя!..» На этот «плач» держит грешникам свое суровое слово перевозчик душ праведных — Михаил-архангел, которому и в стиховных песнопениях убогих певцов калик перехожих дается народом то же, что и в других сказаниях, дерзновение перед Господом Сил, — «О, вы грешные, беззаконные рабы!» — восклицает он: — «На то было на вольном свету даны вам книги Божественныя: все в книгах было написано, все в книгах было напечатано, в чем грех и в чем спасенье, чем в рай взойти, чем душу спасти и как бы избавиться от злой муки превечныя, и чем наследовать вам царство небесное. Не будет Господь до вас милостив за ваше житье самовольное! Сами вы себе места уготовали за самим сатаною, со угодники со его!» Еще большим страхом-ужасом отзываются те слова в смятенных сердцах грешников. Восплакались-возрыдали они пуще прежнего; но не тронули слезы-рыдания грозного архистратига Божия, изрекающего миру повеления «Самого Христа». И вот, — продолжается стих-сказ, — повелел Господь вогнать всех грешников в огненную реку, повелел и берега реки над ними содвинуть, чтобы не было слышно стона-скрежета. Услышав такое повеление и в то же самое время завидев «прекрасен рай», а в нем — «Пресвятую Матерь-Богородицу», возопили «беззаконные рабы со воплею со великою»: — «Ой ты, наша Заступница, Госпожа Мать Пресвятая Богородица! Припади ты ко престолу, к Судии праведному со своими со слезами с умильными за нас, за грешныих, за убогиих: чтобы до нас Господи был милостивый, не послал бы нас в злыя муки в лютыя, прелютыя муки, злыя, превечныя, во тартарары преисподенные!» Обращаются грешники с молитвою ко всем святым, пророкам и мученикам, — чтобы припали они с мольбою о прощении «убогиих-грешныих» ко престолу Всевышнего, чтобы вывел их Судия Праведный «на вольный на прелестный свет». Обещают они вспокаяться и всегда идти по стопам Божиим. Не внемлет столь позднему покаянию («…Не есть во аде покаяния, не есть во аде исповедания!..»), — непоколебим в Своем решении Господь. Начинают грешники прощаться со всем и всеми. Это место сказания дышит проникновенным чувством. — «Прости, наше услаждение, прекрасен рай, простите наши райския кущи!» — восклицает скорбный хор грешников: — Прости, наш Животворящий Крест, райское знамение… Прости ты, наша Заступница, Госпожа Матерь Пресвятая Богородица! Прости, наш страшный Судия, Сам Иисус Христос! Прости, наш Иоанн Предтеча! Прости, наш Михаил, архангел святой, простите все ангелы, архангелы, херувимы и вся Сила Небесная. Уже нам, грешныим, вашей славы не слышати»… Далее — прощаются грешники со всеми святыми-праведными, «наследниками Божиими». Вслед за этим прощением идет слово грозного Судии, обращенное ко всем праведным: — «Подите, Мои Христолюбимые, подите, от веку угодившие Мне; подите, святые Мои — праведные; подите, пророцы все мученицы, подите, страстотерпцы, страстотерпницы; подите, пустынные жители! Скитались вы во горах, в вертепах, во пустынях, исправляли правила Божий, исправляли вы Моего ради имени! Подите вы, апостолы, угодники Божий, вы Мое в мире имя проповедали! Подите, наследники вы Божий, наследуйте вы царствие небесное! Моему-то царствию не есть конца!»… Стих-сказ кончается кратким и спокойным заключением повести о Страшном Суде Божием: