Народная Воля – 2017
Шрифт:
– Прослушивающие «жучки» задействовать? – уточнил Петров. – В смысле, установить?
– Да, но только крайне аккуратно, осторожно и вдумчиво. Помня о том, что Хрусталёв является волчарой опытной, матёрой и битой…. Всё, надеюсь, понятно?
– Так точно!
– И, пожалуйста, никаких активных мероприятий, задержаний и перестрелок. Главное, не вспугнуть экстремистов.
– Так точно! А вы, Игорь Игоревич, когда к нам приедете?
– Точно сказать не могу, – задумался Назаров. – Скорее всего, в пятницу или в субботу. На четверг, видишь ли, назначена аудиенция в Кремле. Сразу отпустят, или же задержат на сутки-другие, загрузив всякой рутинной бумажной работой? Сиё, брат Петров, неведомо никому…. А в ближайшие дни и в Ольховке будет, чем заняться. Я, честно говоря, – слегка замялся, – не уверен, что тебе, подполковник, удастся быстро и оперативно обнаружить Хрусталёва. Чутьё у него звериное. Запросто мог, почувствовав опасность, затаиться.
– Никак нет!
– Тогда – до связи. Роджер.
Убрав спутниковый телефон в планшет, полковник – строгим начальственным голосом – позвал:
– Прапорщик Ананьев!
– Я! – браво откликнулся широкоплечий дяденька средних лет, облачённый в мешковатый и неприметный спортивный костюм.
– Ко мне!
– Есть!
– Значится так. Берём с собой шестерых сотрудников в штатском, четыре пары наручников и выдвигаемся к дому полицейского капитана Борченко. Пусть проводит к местам жительства фигурантов. Адреса-то у меня имеются. А, пардон, толку? В этой бестолковой деревне даже таблички с названиями улиц отсутствуют. Не говоря уже о номерах домов.
– Может, и этих прихватим с собой? – спросил прапорщик, небрежно кивая головой в сторону стайки вооружённых до самых коренных зубов камуфляжников, о чём-то задорно пересмеивающихся возле старенького сруба общественного колодца.
– Пока не надо. Думаю, что обойдёмся без них. Вооружённого сопротивления не ожидается.
– А, куда поместим арестованных? В местную каталажку?
– Пожалуй, перестрахуемся, – после короткого раздумья решил Назаров. – Задержим, поместим в вертолёт и доставим на нашу базу «Б-03». Там вдумчивые допросы проводить гораздо сподручней…. Всё, я пошёл. Догоняйте.
Голубая заборная калитка, сорванная с петель, легкомысленно валялась в придорожной канаве.
– Что, блин, за ерунда? – доставая из наплечной кобуры пистолет (браунинг бельгийской сборки, старшим офицерам ФСБ позволяется – слегка нарушать штатные уложения), шёпотом удивился Игорь. – Ничего, вроде не предвещало такого расклада…
– Ситуация по третьему варианту? – подойдя, насторожённым голосом спросил прапорщик.
– Пока не знаю…. Сделаем, пожалуй, так. Ты пойдёшь со мной, а ребятишки пусть рассредоточатся вокруг дома. Только, прошу, без показушной суеты. Не стоит, в очередной раз, пугать и смущать мирных селян. Поэтому – без отдельной команды – никаких активных действий не предпринимать.
– Есть, не предпринимать…
Ещё через две-три минуты, сжимая в руках пистолеты и понятливо переглядываясь, они поднялись по новеньким, свежевыкрашенным ступенькам крыльца.
«А Ванька-то наш – мужик хозяйственный», – машинально отметил про себя Назаров. – «Забор солидный, сразу видно, что хозяин мастерил-сооружал его сам. Ставенки резные, стволы яблонь и слив старательно побелены на двухметровую высоту. Две крепкие просторные теплицы. Аккуратные, старательно окученные картофельные грядки…. Не иначе, кобелина старый, по очередному разу задумал жениться. Вот, и завлекает местных половозрелых девах и нестарых симпатичных вдовиц, мол: – «Посмотрите, бабы и девки, какой я хозяйственный и справный мужик. А, ну-ка, шалавы грудастые и длинноногие, выстраивайтесь в очередь! Кастинг будем проводить, мать вашу. Сейчас тесты – разнообразные и заковыристые – будете у меня проходить…».
Входная дверь оказалась распахнутой настежь. В сенях, заставленных и завешанных всякой разностью, пахло влажной овчиной, огуречным рассолом, берёзовыми вениками и свежим летним сеном. А из глубины избы доносились звонкие гитарные переборы.
Подав – кивком головы – прапорщику условный знак, Назаров, стараясь шагать бесшумно, пересёк длинные сени и, плавно приоткрыв филёнчатую дверь, осторожно заглянул в комнату.
Увиденное оптимизма не прибавило. Ни на йоту.
Старенький обеденный стол, забардаченный до полной невозможности. Пол, усеянный «холмиками» вчерашней гречневой каши и светлыми разнокалиберными черепками разбитой тарелки. Табачный дым коромыслом. Устойчивый запах алкогольного перегара.
На хлипком стульчике, отодвинутом на пару метров от стола, восседал пьяный в хлам хозяин дома.
Капитан полиции был одет только в семейные чёрные трусы, а его глаза были безнадёжно мутны и откровенно бессмысленны.
Мечтательно усмехнувшись, Борченко взял несколько длинных красивых гитарных аккордов и – с душевным надрывом – затянул:
Его звали – Че.Много лет – назад.Не такой – как все.Просто – солдат.Отставь бокал – пустой.Ответь на мой – вопрос.Не торопись – постой.Я говорю – всерьёз.Когда же он – вернётся?Из тех небесных – странствий?И снова – улыбнётся,Надежду нам даря?И мы пойдём – в атаку,И сгинут – самозванцы,И алыми тюльпанамиПокроется – Земля…За окошком – свет.На пороге – день.Грусти больше – нет.На душе – капель.Поутру, лишь – снег.На небе – заря.Серебристый – смех,Было всё – не зря.Когда же он – вернётся?Из тех небесных – странствий?И снова – улыбнётся,Надежду нам даря?И мы – пойдём в атаку,И сгинут – самозванцы,И алыми тюльпанамиПокроется – Земля…В отблеске – свечей,Пускай приходит – ночь.Не надо нам – речей,Все сомненья – прочь.Они – не пройдут!Будь спокоен – Че.Они – не пройдут!Никогда и нигде!Когда же ты – вернёшься?Из тех небесных – странствий?И снова – улыбнёшься,Надежду нам даря?И мы – пойдём в атаку,И сгинут – самозванцы,И алыми тюльпанамиПокроется – Земля…Его звали – Че.Много лет – назад.Не такой – как все.Лучший – солдат…Песенка закончилась.
– Браво! – неторопливо убрав пистолет в наплечную кобуру, вяло похлопал в ладоши Назаров. – Оказывается, Ванька, ты являешься природным бардом. Так искренне спел, блин диетический. У меня даже слёзы навернулись на глазах. Бывает…
– Дзинь, бряк, дзинь, дзинь! – светёлка тут же наполнилась изысканной звуковой какофонией.
Это старенькая гитара, выскользнув из неверных хмельных пальцев, упала на пол и несколько раз – от души – перевернулась.
– А, высокородный граф Мерзляев пожаловали, – пьяно раскачиваясь на ненадёжном стуле, дурашливо заблажил Борченко. – Мы так польщены, смущены и тронуты. Как говорится, щенячий счастливый визг заглушал все другие, насквозь второстепенные звуки…. Ха-ха-ха! Держите меня семеро. Как бы от смеха не описаться…
– Молчать! – голодным тигром из заснеженной уссурийской тайги рявкнул прапорщик Ананьев. – Сука запьянцовская. На сибирский лесоповал, харя опухшая, захотел?
– Пшёлты, – последовал вялый ответ. – Сейчас на лесоповалах ручной труд практически не используется. Всё – от начала и до конца – делают автоматизированные современные комплексы финско-австрийского производства. Гниды речистые. Так вас и растак…
– Причём здесь – какой-то граф Мерзляев? – на всякий случай уточнил Назаров. – Кто это, собственно, такой?
– Ты чо, старлей, не смотрел гениального фильма – «О бедном гусаре замолвите слово»? Ни разу?
– Извини, Ваня, но не смотрел. Времени не было. Дела. Служба. Карьерная лестница.
– Мудак ты, полковник. Причём, законченный и безнадёжный…. А, вот, майор Хрусталёв, сто девяносто процентов из ста, смотрел. Причём, не один раз. Да и не два…
– Хрусталём? Он, что, и тебя завербовал?
– Пшёлты, тварь позорная! – Бойченко – неверной рукой – дотянулся до гранёного стакана, на две трети заполненного прозрачной жидкостью, поднёс стеклянную тару к губам и, сделав пару-тройку жадных глотков, мягко соскользнул со стула на деревянный пол.