Народные сказки и легенды
Шрифт:
Отец Мельхиор устроил сад по своему вкусу, такой же пёстрый и причудливый, как сад Гиршфельда, увековечившего свой Элизиум оригинальным его описанием. [203]
Хотя Мельхиор не выставлял в саду для всеобщего обозрения разрисованного зверинца, зато у него было множество скачущих коней, крылатых львов, орлов, грифов, единорогов и других чудесных птиц и зверей, отчеканенных из чистого золота, которых он тщательно скрывал от посторонних глаз в тайнике, под землёй. Это отцовское святилище расточительный сын в эпоху своего безумного мотовства спустил бы за бесценок.
[203]. См. Календарь садовода Гиршфельда за 1783 г., стр. 126 и далее.
Рассказ
— Вот это сон! Но, старик, что сделал ты на другой день утром, когда проснулся? Пошёл ли ты туда, куда указывал тебе ангел-хранитель?
— Э, зачем бы я стал делать напрасную работу? — ответил солдат. — Ведь это всего лишь пустой сон. У меня в моей жизни было много бессонных ночей, и если бы ангел-хранитель хотел явиться мне, он мог бы это сделать, когда я бодрствовал, но он, видно, не очень-то заботился обо мне, иначе я не хромал бы, к его стыду, на этой деревяшке.
Франц достал из кармана последнюю оставшуюся у него серебряную монету.
— Возьми, отец, — сказал он, — это тебе от меня на кружку вина. Твой рассказ рассеял моё дурное настроение. Продолжай каждый день посещать этот мост. Надеюсь, мы с тобой ещё встретимся здесь.
Хромой старик давно не собирал такой богатой милостыни, как в этот день. Благословив своего благодетеля, он заковылял в трактир, где побаловал себя хорошим ужином, а Франц, окрылённый новыми надеждами, поспешил в узкий переулок.
На следующий день было приготовлено всё, что могло понадобиться при раскопке клада. Особый реквизит, — заклинания, магические формулы, волшебный пояс и тому подобные вещи, — всё это было не нужно при наличии трёх основных предметов: лопаты, заступа и, главное, сокровища под землёй. Ещё до восхода солнца весь необходимый рабочий инструмент Франц доставил на место и спрятал под изгородью. В том, что дух в замке и друг на мосту ему не солгали, и что клад на самом деле существует, у него не было никаких сомнений. С нетерпением ожидал он восхода луны, и когда сквозь ветви кустарника показались её серебряные рога, бодро принялся за работу, точно соблюдая всё, что говорил ему старый инвалид. Благополучно, без каких-либо приключений Франц откопал клад. Ни чёрная собака, ни таинственный свет голубого огонька, — ничто не помешало ему.
Отец Мельхиор, из мудрой предосторожности, закопал здесь ценности про запас и совсем не собирался лишать своего сына этой значительной доли наследства, но случилось так, что друг Гейн [204] проводил завещателя из этого мира совсем иначе, чем тот предполагал.
Мельхиор был совершенно убеждён, что скончается на своей постели пресытившимся жизнью стариком, как это было ему предсказано ещё в юности, успев совершить все формальности. После принятия, по церковному обычаю, последнего соборования, Мельхиор думал призвать к своему смертному одру любимого сына и, отпустив всех присутствующих, дать ему отцовское благословение и рассказать, где зарыт клад. Всё было бы так, если бы огонь жизни доброго старика не угас, как горящий фитиль, которому не хватило масла. Коварная смерть прибрала его за пирушкой с гостями, и он против собственной воли унёс тайну мамоны с собой в могилу. Потребовалось стечение стольких счастливых обстоятельств, прежде чем зарытые семейные драгоценности, словно по воле правосудия, попали к настоящему наследнику.
[204]. Смерть (нем. фольк.).
В безмерном волнении снимал Франц грубую испанскую циновку, надёжно прикрывающую железный сундук с множеством изделий тончайшей чеканки. Придя в себя от неожиданно нахлынувшего
В течение трёх дней сокровище целым и невредимым было перенесено из дупла дерева в узкий переулок, и их владелец наконец мог снять с себя строгое инкогнито. Он как можно лучше оделся, отменил чтение с церковной кафедры заступнической молитвы, а вместо неё заказал благодарственный молебен за счастливое возвращение в родной город путешественника, успешно завершившего своё предприятие.
Спрятавшись в углу церкви, откуда можно было, оставаясь незамеченным, наблюдать прекрасную Мету, Франц, не отрывая взора, пил из её глаз блаженство, предчувствие которого удержало его от рокового прыжка с Везерского моста.
Когда начали читать благодарственную молитву, он увидел, как вспыхнул румянец на щеках девушки, и нескрываемая радость отразилась на её лице. Обычная встреча, при возвращении домой, была так красноречива, что и посторонний наблюдатель без труда понял бы её смысл.
Франц снова стал появляться на бирже, возобновил торговлю, и уже по прошествии нескольких недель дела у него заметно продвинулись. Его благосостояние изо дня в день росло у всех на глазах, и нашлись завистники и клеветники, которые поговаривали, будто своими успехами беспутный парень обязан не столько разумному ведению торговых операций, сколько взысканным со старых должников отца долгам. На рынке, против Роланда, он снял большой дом, нанял бухгалтера и продавцов и энергично повёл дело. В дверях его дома опять затрезвонили звонки, и гнусный маленький народец паразитов, готовых вновь вцепиться в него хищными когтями, повалил к нему, надоедая уверениями в дружбе и пожеланиями счастья. Но умудрённый опытом Франц платил им той же монетой, угощая такими же фальшивыми уверениями в дружбе, и отпускал их с пустыми желудками, а это вернейший способ избавиться от назойливых блюдолизов и отбить у них охоту к подобным визитам.
Новый взлёт сына Мельхиора стал в Бремене сказкой дня. О том, что на чужбине Фортуна неожиданно улыбнулась ему, оживлённо говорили на всех пирушках, в залах суда и на бирже. Однако, по мере того как росла слава об удаче и богатстве Франца, убывали довольство и душевный покой прекрасной Меты. Друг in petto, [205] по её мнению, уже мог бы во всеуслышание объявить о своих намерениях, но его любовь по-прежнему оставалась безмолвной и, как и прежде, проявлялась лишь в мимолётных встречах на пути из церкви домой. Даже и эти знаки внимания стали экономнее и означали, скорее, прохладную любовь и только.
[205]. Про себя (букв.), в душе (лат.).
В ночную пору, когда золотой сон закрывал голубые глаза Меты, в её каморку залетела печальная гарпия, Целена-Ревность, и проворковала ей на ухо полные тревожного сомнения слова: «Оставь сладкую надежду пленить непостоянного, колеблющегося, как лёгкий мыльный пузырь, от малейшего дуновения ветерка избранника. Он любил и был верен тебе, когда его счастье равнялось твоему. Только равный с равным могут соединиться вместе. Счастливый жребий поднял его высоко над тобой, снова окружив богатством и роскошью. Ах, он стыдится чистой любви девушки в бедной одежде, и, кто знает, какая гордая красавица, оттолкнувшая бедного юношу, когда он лежал в пыли, сейчас как сирена приманивает его к себе. Может быть, голос Лести отвратил его от тебя полными соблазна словами: «В твоём родном городе для тебя цветёт сад господний; ты можешь выбрать любую девушку, но выбирай не только глазами, но и разумом; многие девушки и многие отцы тайно подстерегают тебя; любой отец согласится отдать за тебя любимую дочь; с красотой бери счастье и почёт, а также богатство и родство. В городе, где много значат голоса друзей, ничто не может помешать тебе стать членом Городского Совета».