Нарушая традиции
Шрифт:
Тео кивнул в сторону ближайшего участка, видневшегося за плетёной изгородью:
— Кстати, ты обратила внимание, что при всём при этом все поля, огороды и сады засеяны и ухожены?
Стефания брезгливо поморщила носик:
— Заметила. Равно как и то, что вся живность сконцентрирована исключительно в хозяйственных пристройках позади дома старосты. Не любят животные и птицы присутствия мёртвых, избегают. И меня что-то терзают смутные сомнения насчёт того, что староста самолично круглосуточно скачет без остановки с одного надела на другой с лейкой в правой руке и тяпкой в левой. Вот даже думать не хочу, кто за всем этим следит, обрабатывает и собирает урожай! Бррррр… Хорошо, что мы насчёт воды и провизии заранее позаботились.
— Да уж. Пытаться обмануть Читающую землю — это надо быть круглым идиотом. Но можно сделать ему скидку на то, что он не знал об этом твоём маленьком секрете. Что скажешь насчёт Хани?
Стефания отпила немного воды из протянутой фляжки.
— Навскидку… Хммм… В ней осталось жизненного потенциала процентов тридцать. Не более. Было бы замечательно ещё увидеть её мать. Предполагаю, что у неё похожая картина. Хорошо же устроился наш некромант: опустошил посёлок, подчинил два магических могильника, вытягивает жизнь из последних трёх живых людей в округе, спокойно занимается сомнительными экспериментами, ещё и спит с дочкой старосты! Прямо единоличный хозяин всех окрестных земель и болот!
— Так, а каким образом ты поняла, что Хани имеет связь с… А, впрочем, даже знать не хочу. Что-то мне подсказывает, что такого рода откровения придутся мне не по вкусу.
— По косвенным признакам, исключительно по косвенным, стеснительный ты мой. Прямых улик, к сожалению, негодяй не оставил. Ты видел, как она отреагировала на упоминание про Источник? Бьюсь об заклад, что логово этого гада там. Или где-то поблизости.
Тео внимательно посмотрел на девушку:
— Но ты не уверена? Земля ничего не сказала? Слишком большое расстояние?
Стефания закрутила крышку и вернула фляжку Тео.
— Нет. Не в этом дело. Слишком сильные защитные и маскировочные чары наложены. Недаром даже Госпожа его не чувствует. Очень хорошо окопался, паук могильный. Но ничего, я его найду, вычислю. В крайнем случае — спровоцирую и заставлю вылезти из своей берлоги эту тварь. Костьми лягу, но доберусь до негодяя! Извести целый посёлок, а никто ни сном, ни духом!
— Кажется, я знаю, откуда у него такая мощная защита. Это он забрал из разрушенной крепости некоторые фрагменты контура из ритуального зала, который раньше использовался Холлом. Кроме него- больше некому. — поделился Тео результатами своей сегодняшней вылазки.
Стефания весьма витиевато и многоэтажно выругалась и быстро зашагала в сторону их будущего жилища. Тео не оставалось ничего другого, как подобрать сумки и поспешить за девушкой.
— Стеф, давно хочу спросить, почему ты так остро реагируешь, когда тебе целуют руку? Я не о старосте, меня самого от него передёргивало от отвращения. Еле сдерживал эмоции, чтобы себя не выдать.
Стефания остановилась и повернула к Тео своё лицо, сверкая резко потемневшими глазами:
— Всё предельно просто: мой отец, приходя домой, сначала всегда целовал руку матери, а потом сразу же начинал бить… Не важно за что, повод находился всегда…
4.3. Немного о семейных ценностях
Да, родной отец Стефании был домашним тираном. На людях он успешно притворялся любящим отцом семейства, весельчаком и балагуром, а дома превращался в настоящее чудовище. Никто и никогда не догадался бы, что за ширмой счастливого семейства скрывались страх, боль и унижения.
Господин Венстерс был патологически ревнив. Стоило Хильде, его жене, хоть на секунду задержаться возле другого мужчины, случайно поднять на того взгляд или, не дай Боги, сказать хоть слово, и дома её ждали жестокие побои и иные меры «воспитания» бесстыжей, ни на что не годной и неблагодарной жены в виде лишения еды, сна и даже одежды. Сколько раз Стефания наблюдала, как шатающаяся после порции очередных «нравоучений» мать, синяя не то от холода, не то от побоев, а чаще всего от того и другого сразу, босая, одетая лишь в старую драную сорочку, трясущимися от голода руками натирала паркет до зеркального блеска под строгим контролем «любящего» супруга.
Господин Венстерс запрещал одеваться в иные цвета кроме чёрного, носить какие-либо украшения, кроме простого тонкого обручального кольца, делать различные причёски, кроме гладко причесанных волос, убранных в простой низкий пучок, чтобы при этом была прикрыта шея. И упаси Боги и Покровители, если юбка могла оказаться выше щиколотки. Малейшее отступление от его требований считалось, с его точки зрения, признаком крайней распущенности. Жена должна была вызывать интерес только у своего мужа.
Господин Венстерс был перфекционистом до безумия. Всё в доме должно было быть идеально. Тарелки в шкафу должны всегда быть расставлены по ранжиру, полотенца выравнены по одной линии, все вещи расставлены по своим, давно чётко определённым, местам и так далее. Даже минимальное отклонение от установленного порядка воспринимал, как страшную провинность и бил смертным боем и жену, и дочь.
Их жизнь контролировалась «от» и «до». Ежевечерне «рачительный» глава семейства требовал отчёт о потраченных деньгах вплоть до самой мелкой монетки, и практически поминутный доклад о том, как прошёл день и чем они обе занимались. И строго спрашивал, если та или другая тратили драгоценное время на бесполезные, с его точки зрения, глупости. Каждый из возможных маршрутов был выверен до секунды. Например, отправляясь за покупками на рынок, и Стефания, и Хильда всегда чётко знали какое количество времени дозволено потратить на покупку мяса, на сколько можно задержаться у лотка зеленщика и что сбор заказа в бакалейной лавке занимает ровно одиннадцать минут и сорок секунд, не говоря уже о том, за какой период они должны преодолеть путь от дома и обратно при различных погодных условиях. И никакие оправдания, что они задержались на минуту, потому что покупатель перед ними слишком долго выбирал товар или мясник накануне поранил руку, вследствие чего медленнее обычного разделывал тушу, не помогали избежать наказания.
Дома у Венстерсов категорически запрещалось смеяться, петь громко разговаривать. Передвигаться следовало максимально бесшумно и незаметно, иначе у главы семейства начинала болеть голова. Являться же необходимо было по первому зову. И не дай Боги и Покровители откликнуться только на второй, а уж тем более, на третий. За подобное неуважение следовало учить уму-разуму максимально жёстко. Если жена или дочь заболевали, то категорически запрещалось вызывать врача, так как это считалось блажью и лишней тратой денег. К тому же, никто из посторонних не должен был увидеть ни синяков разной степени давности, ни рубцов, ни шрамов, оставленных в момент очередного «поучения уважению». Самым простым и лёгким наказанием за проступок считалось лишение еды. Обычно со всеми хворями Хильда справлялась своими силами, но, когда Стефании было четырнадцать, девушка серьёзно простудилась.
Её лихорадило четвёртые сутки подряд, ничего не помогало. И тогда её мать на свой страх и риск пригласила врача. Когда пришёл господин Кроулер, то было поздно. Уже ничего нельзя было поделать. Болезнь зашла слишком далеко, а у истощённого недельным голоданием тела (из-за разбитой случайно статуэтки) попросту уже не было сил бороться. Стефания то выныривала из забытья, то обратно проваливалась в беспамятство, задыхаясь от удушья. В очередной раз девушка пришла в себя, почувствовав, как ей на лоб опустилась чья-то рука и жар стал уходить. Открыв глаза, она с удивлением увидела сидящую возле своей кровати незнакомую даму в чёрном платье.