Нарушая традиции
Шрифт:
— Вот так. Больше тебя не будет мучать болезнь. Вообще никто не будет мучить…
Глаза Стефании расширились до предела, когда до неё дошёл смысл сказанного. Она посмотрела на застывшее пламя свечи, замершие в полёте занавески, поблекшие цвета комнаты.
— Нет! Я не могу! А как же мама? Она же не сможет без меня! Она не выживет!
Смерть чуть наклонила голову набок внимательно разглядывая девушку. Нет, Стефания не знала, что сейчас в соседней комнате её отец жестоко избивает её мать за то, что дочь заболела, за то, что не вылечила дочь сама, за то, что привела врача, за то, что потратила деньги впустую, за то, что их дочь умирает, за то, что пошатнула репутацию главы семейства Венстерс своим глупым поступком, за то, что… Он всё обвинял и бил, бил и
Госпожа Последнего Покоя перевела взгляд на стену. Как забавно всё-таки Главная Прядильщица Судеб иногда относится к своей работе. Иногда она в какой-то момент распускает нить жизни на две, предоставляя возможность людям самим выбирать свой путь. А сама наблюдает за тем, какое решение примет человек и как пойдёт по жизни дальше. Вот такие они, забавы Судьбы.
А это может быть интересно…
Госпожа смотрела на стену, но видела, как падает набок табуретка, как взрагивают в последней агонии повисшие над полом женские ноги в чёрных ажурных чулках, как из разжавшихся пальцев скользит вниз чёрной змеёй атласная лента. Та самая, которая сейчас перехватывает растрепавшуюся косичку Стефании. Наконец тело замерло. И никто не вошёл, никто не помешал, никто не остановил. Конец.
Картина сменилась. Теперь женщина, одетая в светлое платье, сидит в кресле у камина и протягивает руки, ободряюще улыбаясь малышу, делающему свои первые шаги. Где-то хлопает дверь и в комнату с весёлыми визгами врываются два разноцветных вихря, которые при ближайшем рассмотрении оказываются девчушками шести и четырёх лет. Малыш плюхается от неожиданности на попу и изумлённо смотрит на сестёр. Последним в комнату входит мужчина, подхватывает сына и сажает жене на колени. Затем обходит кресло и обнимает её и сына сзади, нежно целуя в основание шеи, а сверху на них прыгают неугомонные сестрички, пытаясь одновременно обнять и расцеловать всех сразу.
4.4. Сделка
Госпожа моргнула и снова перевела взгляд на Стефанию, нервно теребившую край одеяла.
— Скажи, если я верну тебе жизнь, не на весь возможный срок, конечно, а на некоторое время, но это позволит твоей матери изменить свою судьбу в лучшую строну, ты согласишься выполнить одно моё поручение?
— Да, Госпожа! Моя мама не заслуживает этого ада… Но что будет с ней, когда я окончательно уйду? — тихо спросила Стефания.
— Насчёт этого можешь не переживать, ей помогут справиться с потерей.
Девушка глубоко вздохнула, опустив голову.
— Что я должна сделать?
— Сейчас? Ничего. Когда придёт время, ты поймёшь. Пока лишь могу сказать, что некто покусился на Закон Равновесия. Он подчиняет себе моих детей, лишая их не только жизни, но и посмертия, исключает перерождение, делая их своими рабами.
— Он?
— А может и она. Я не знаю. Не чувствую. Да, и такое возможно. Слишком хороши маскировочные чары. Вмешаться я пока не имею права. Согласно Всеобщему Закону, который каждый из Нас соблюдает неукоснительно, всегда даётся некоторое время. Шанс самостоятельно измениться, исправиться. На данный момент отпущенный срок ещё не истёк. Ты получишь от меня Дар. Твоя задача удержать его и научиться им управлять. От твоего мастерства будет зависеть многое.
Стефания задумалась, прикусив по детской привычке нижнюю губу.
— Разве я не буду считаться вмешательством в ход событий? К тому же у меня уже есть один дар. А некроманты не могут иметь больше одного. Это ведь приводит, насколько я знаю, к конфликту даров…
— То, что с тобой произойдёт — это не вмешательство. На период вынужденного бездействия я имею право искусственно поддерживать равновесие. Помимо тебя отсрочку посмертия получили ещё двое. Придёт время и вы познакомитесь. А может и не познакомитесь. Если кое-кто одумается. Впрочем, сильно в этом сомневаюсь. Что-то пессимистична я стала с тысячелетиями. Что же насчёт твоего врождённого дара, Читающая землю, конфликт исключён. Он возникает лишь в случае, если оба дара даются одновременно, ты же со своим уже четырнадцать с лишним лет живёшь. Он у тебя, конечно, слабенький, но, думаю, ещё принесёт пользу. Так что, не игнорируй его. Но желательно, чтобы о нём забыли, не вспоминали те, кто о нём знает, и не узнал никто больше. Так будет лучше для всех. Меньше вопросов. И козырь в твоём рукаве. Принимая во внимание, что у некоторых дар некроманта заявляет о себе в достаточно поздно, твой природный весьма слаб, то многие поверят, что из-за тяжёлой болезни один истлел, сохранив жизнь, зато другой проявился. Так бывает. Вот тебе и решение по поводу конфликта даров. А теперь дай мне руку.
Стефания протянула Смерти правую ладонь и слегка поморщилась, когда горячая волна прошла по всему телу, а затем, чуть пониже локтевого сгиба, защипало. Это было более, чем странно. Ведь с того момента, как она увидела Госпожу, несколько раз тайком щипала себя под одеялом, пытаясь понять сон ли это или галлюцинации, навеянные высокой температурой. И… ничего. Даже соприкосновение пальцев с кожей не вызывало никаких ощущений.
Как только Смерть отпустила её руку, Стефания подняла рукав ночной сорочки и увидела в месте жжения чёрную метку, похожую на печать в сантиметр диаметром.
Вопросительно взглянула на Госпожу.
— Не беспокойся, она скоро исчезнет и проявится когда время придёт. А теперь спи.
Стефания повалилась обратно на подушки и засопела. Смерть потрогала покрытый испариной лоб девушки и подоткнула одеяло. Пламя свечи задрожало и погасло. Занавески вновь заколыхались от сквозняка. В комнате не осталось никого, кроме спящей девушки.
***
Стефания пошла на поправку. Через несколько дней Хильда Венстерс, как только смогла передвигаться не вскрикивая от боли, прихватив дочь, едва оправившуюся от лихорадки, сбежала от мужа. Презрев все правила приличия, гласившие о недопустимости выступления жён против своих мужей, с которыми их связали брачные обеты и наплевав на общественное порицание, неминуемо последовавшего бы за этим проступком, а именно за нарушение семейных традиций. Постучавшись в дом доктора Кроулера, несчастная женщина на коленях слёзно умоляла его позаботиться о её единственной дочери, обещая в скором времени найти работу и оплатить все его услуги. Джонатан, давно симпатизировавший Хильде, предложил убежище им обеим и с трудом убедил, что ни единого гроша не возьмёт за это. Когда господин Венстерс получил от жены бумаги с ходатайством о разводе, то пришёл в такую ярость, что избил помощника поверенного, доставившего пакет, до полусмерти. За что и был осуждён. Учитывая все обстоятельства, судья без лишних разбирательств и проволочек оформил расторжение брака и на рудники господин Венстерс отправился уже свободным человеком. Больше ни Хильда, ни Стефания его никогда не видели.
Джонатан Кроулер окружил их таким количеством теплоты, заботы и внимания, какого они до этого не знали. Он делал всё, чтобы происходившее до побега, осталось в прошлом. Не надо было спрашивать ни о чём, чтобы понять, как жилось женщинам семьи Венстерс. Их многочисленные синяки, шрамы и переломы «кричали» об этом громче всяких слов. Не так трудно вылечить тело. Гораздо сложнее вылечить душу. Но Джонатан Кроулер справился и с этим. Постепенно он смог добиться расположения любимой женщины и через год Хильда Венстерс стала Хильдой Кроулер.