Нарушаю все правила
Шрифт:
Он рассмеялся – тем мягким задушевным смехом, с каким обычно вспоминают старые добрые времена. Би даже представила его подростком: как он залезает в свой пикап и лицо его озаряется отблесками пылающего невдалеке огня. С длинными ногами и бушующими гормонами. С морем по колено и абсолютной верой в собственную неуязвимость. Интересно, знал ли он тогда, что однажды сможет возбудить женщину всего лишь лошадиными силами тачки – и сладким пирогом в придачу. Причем даже к ней не прикасаясь.
Смеялся он, прижав ладонь к груди, и этот неосознанный,
Задумавшись, он мотнул головой, хлопнул ладонью по колену.
– Удивительно, как мы вообще живы-то остались! Мать, наверное, надрала бы нам задницы, узнай, чем мы занимаемся большую часть свободного времени.
Несомненная привязанность Остина к местам, где он вырос, к своей семье ощущалась как весомая, едва ли не осязаемая сила. Он был точно в защитном ореоле. И в груди у Би кольнуло нечто вроде зависти. Она не первый раз в жизни сожалела, что ей не довелось вырасти в большой семье, в доме, полном любви и понимания, но уже очень давно Би об этом не задумывалась.
– Так у тебя только один старший брат?
– И четыре старшие сестры.
Би изумленно заморгала. Четыре старшие сестры? Неудивительно, что этот парень так спокойно воспринимает ее… заскоки! Он однозначно привык к своенравному женскому окружению.
– Две из них сейчас живут в Вайоминге. Одна – в Делавэре. Еще одна живет в трех округах отсюда.
И вновь в его голосе почувствовалась нежная душевная привязанность.
– Скучаешь, наверное, по ранчо? – спросила Би, уже умереннее откусывая от оставшегося пирога, пытаясь растянуть его подольше.
– Чего мне по нему скучать? – ухмыльнулся Остин. – Я ведь по-прежнему там обитаю. Когда в прошлом году уехал из Денвера, то снова поселился дома.
Би на миг даже перестала жевать.
«Что?! О нет! Господи, только не это!»
– Ты что, живешь с родителями?
– Ну да.
Би даже не знала, как на это реагировать. Ее что… физически влечет к парню, который до сих пор живет с папой и мамой?
Да что с ней, черт возьми, не так?
– Так же, как и мой брат с женой Джилл. Ранчо у нас большое, места всем хватает. И я всегда могу помочь по хозяйству.
Очевидно было, что для Остина все это звучало в высшей степени логично и естественно. А вот для Би это признание стало ушатом ледяной воды, который ей сейчас как раз так требовался.
– Ясно, – отозвалась она.
Би снова откусила от пирога, уже почти не ощущая вкуса. Ну что ж, она затеяла этот разговор, чтобы отвлечься от того, как эротично Остин ест пирог, – и, несомненно, достигла своей цели.
– А особенно мне нравится, какой стиральный порошок использует мама, и то, как она отпаривает мне форменные брюки. И до сих пор отрезает
Би моргнула.
– Хорошо…
«Мать по-прежнему гладит ему одежду и готовит с собой ланч?!»
Внезапно Остин буквально взорвался хохотом, хлопая себя по бедрам и хватаясь ладонью за грудь:
– Бог ты мой, вот умора! Видела бы ты сейчас свое лицо! – Отсмеявшись, он добавил: – У тебя был такой вид, будто ты не знаешь, то ли возмутиться, то ли скривиться от отвращения.
Сейчас, когда по телу прошла мощная остужающая волна, Би испытала лишь приятное облегчение. Даже приятнее, чем следовало бы чувствовать женщине, которая в принципе не должна интересоваться тем, что делает Остин Купер, а чего не делает. Пусть даже матушка до сих пор укладывает его спать и целует где бо-бо – ее, Би, это точно никак не должно волновать.
– Обхохочешься, – взглянула она на него, прищурившись. – То есть ты не живешь в родительском доме?
– Нет, конечно. То есть живу-то я на ранчо, но у меня свой, отдельный домик, и я сам себе стираю и глажу одежду. И сам готовлю на работу ланч. И, кстати, очень даже неплохо управляюсь на кухне.
Теперь Остин глядел на нее так, будто ожидал бурной похвалы столь изумительному примеру современного мужчины. Но вот насчет этого он обломался.
– И что? Ты ждешь от меня оваций из-за того, что знаешь, как не помереть с голоду?
– Да нет, – хохотнул он. – Просто я подумал, что, может быть, ты согласишься как-нибудь прийти ко мне на ужин, чтобы я мог впечатлить тебя своими кулинарными умениями.
«Так, та-ак! Мы вновь, значит, вернулись к флирту и пикантным двусмысленностям!»
Потому что он, как пить дать, говорил сейчас не просто о своих кулинарных способностях. Тут и магический шар был не нужен, чтобы узнать, что будет дальше, когда они окажутся вдвоем в его деревенском домике, учитывая, как он заигрывает с ней и пытается очаровать, как соблазняет вкусностями и тем, как произносит ее имя с долгим «с» на конце. С неприлично долгим «с». «Беатрисс».
– И тем самым подорву свою репутацию городской отшельницы? – отшутилась она.
Купер снова хохотнул, и то, как его смех прошелся по всем без исключения эрогенным зонам Би, решительно отдавало плотским грехом. У этого мужчины был чрезвычайно действенный смех.
Взглянув на оставшийся между ее кончиками пальцев кусок пирога – всего на пару укусов, – Би снова протянула его Остину:
– Давай-ка! Остатки – тебе.
– Не-не, – отмахнулся он. – Доедай.
– Не могу, в меня больше не влезет. – И это была чистая правда. Ломтик изначально был для нее огромным, а вот Купер при всей своей мускулистой массе и двадцатипятилетнем юношеском метаболизме выглядел по части еды бездонной ямой. – Если он пропадет, это будет преступление.
– Беатрисс, – покачал он головой, – это будет сущий грех.