Нарушенная клятва
Шрифт:
— Он жив, мадам, но потерял много крови. Мы отвезем его в форт.
— Домой, — почти беззвучно прошептал раненый, и над ним сразу же склонились сержант и вошедший вслед за ними капитан.
— Вам необходим врач, нам придется сначала отвезти вас в форт.
— Домой.
Капитан отвел Тилли в сторону.
— Мадам, если рану не зашить, он истечет кровью. Мы можем доставить его в форт за полтора часа. Вы согласны со мной?
— Да, — слабо кивнула она.
— Мы понесем его на носилках, а там у них найдется телега.
— Спасибо.
Тилли
— Все было так мирно и красиво, — бормотала она сквозь рыдания.
— Не сомневаюсь, мадам. Но в их привычках нарушать покой. И сегодня утром я предупреждал вашего мужа, что по всей границе стало неспокойно. На прошлой неделе произошло несколько нападений. Если они начали, то не остановятся, пока не удовлетворят жажду крови или пока мы не разделаемся с ними… Пойдемте, вам здесь незачем больше оставаться. — Капитан протянул ей руку.
— Мне нужно одеться, — произнесла Тилли, глядя на свои испачканные в крови рубашку и дорожную накидку.
— Да, конечно, мадам, — согласился капитан, и они с сержантом торопливо вышли.
Она оделась, не отрывая взгляда от мертвенно бледного лица Мэтью, и не переставая мысленно спрашивать себя, почему такое должно было с ними случиться. «Мы могли бы уехать, — думала она. — Я могла бы настоять на отъезде. Я должна была на этом настоять. Но мне, как видно, суждено приносить людям несчастья и смерть. Вот и маленький Ганс теперь на моей совести. Но индейцы все равно бы добрались до него, если бы мы здесь и не остались. Или должна была убить болезнь, по каплям отнимавшая у него жизнь. Но почему мне суждено застрелить его. Господи, почему ты не даешь мне ответа? За что мне все это, за какие грехи?»
Луна стояла еще высоко, а Мэтью уже уложили на сделанные из парусины носилки, которые предстояло нести четверым солдатам. Сержант поддерживал Тилли, когда она спускалась по лестнице, затем усадил на лошадь и отдал команду одному из солдат. Тот вскочил в седло и на протяжении всего пути ехал рядом, не выпуская ее из вида.
Тилли охватило оцепенение, и ей страшно хотелось спать. Но она машинально оглядывалась на идущих с носилками солдат.
Вялость ее прошла, когда с рассветом она вместе с остальными въехала через мощные ворота в огороженный высоким частоколом двор форта, заполненный солдатами, поселенцами, и… индейцами.
Широко открытыми глазами смотрела Тилли на неподвижную группу индейцев, сгрудившихся в углу двора. Солдат помог ей сойти с лошади. Жуть и трепет охватили ее при виде индейцев, среди которых она заметила женщин и детей. Некоторые из них лежали на земле, кое-кто стоял, но никто не двигался.
Тилли повернулась, собираясь идти к носилкам. Но подошедшие к ней две женщины взяли ее под руки и по ступенькам провели в какую-то комнату, похожую на больничную палату. Часть комнаты занимали походные кровати, на них Тилли увидела людей с забинтованными руками и головами. Несколько человек лежали прямо на полу.
— Куда вас ранили? — спросила одна из женщин, когда они усадили Тилли на стул. Но Тилли покачала головой и указала на солдат, вносивших носилки с Мэтью.
— Мой муж, — каким-то скрипучим голосом проговорила она.
У нее так пересохло во рту, как будто она наелась песка.
— Выпейте, — женщина подала ей стакан.
Выпив с жадностью предложенную воду, Тилли встала, отстранив стоявшую рядом женщину и побрела туда, где на полу теперь лежал Мэтью. Рядом находился стол, за которым что-то делал мужчина в клеенчатом фартуке, и его одежда, как заметила Тилли, была вся забрызгана кровью. Лицо тоже.
— А здесь еще что? — сердито заворчал он, бросая взгляд на Мэтью.
Тилли начала объяснять, что это ее муж, который серьезно ранен. Но в этот момент капитан отвел доктора в сторону.
Через несколько минут со стола убрали неподвижное тело, и на его место уложили Мэтью.
К Тилли снова подошли две женщины и одна из них, приятным голосом, сказала:
— Пойдемте отсюда, моя милая, пойдемте.
— Нет-нет! — К Тилли вдруг вернулись прежние силы. Она оттолкнула от себя женщин, чем вызвала их недоумение и стала наблюдать, как снимают повязки с тела Мэтью. Когда последняя повязка и прикрывающая рану прокладка, полетели на пол, вид обнажившейся чудовищной раны заставил Тилли содрогнуться, но она мужественно выслушала приговор доктора:
— Здесь я бессилен. Придется резать.
Доктор взял в руки тесак, которым обычно орудуют мясники, и поднял его над головой. В эту минуту Тилли представилось, что вернулся индеец довершить начатое дело. Острое лезвие перерубило сухожилия и рука Мэтью упала на пол. Тилли с истошным хрипом метнулась к столу, но чьи-то руки подхватили ее и вынесли из комнаты. Она снова страшно вскрикнула и ей дали что-то выпить.
— Успокойтесь, не надо кричать, успокойтесь, — уговаривал ее тихий голос. — Он был без сознания и ничего не почувствовал.
Тилли глотала жидкость, которую ей давали пить и молила Бога о смерти. Но Бог остался глух к ее молитвам. Она была жива и ее стошнило. Замечательный ужин, которым их накормили накануне, вылетел из нее в одну минуту. Ее снова чем-то напоили.
Немного погодя, Тилли почувствовала, как ее обволакивает спокойствие и безразличие, и ей не нравилось это чувство. Усилием воли она заставляла себя не спать. В ней нуждался Мэтью! Ах, Мэтью! Его отец лишился ног, а он потерял руку!
Почему, Господи! За что?
Тилли очнулась в постели. Через маленькое квадратное окно в комнату лились яркие солнечные лучи. Она огляделась. Несмотря на странное душевное спокойствие, Тилли сразу же вспомнила события прошлой ночи.
Дверь открылась, и вошла худощавая, ростом с Тилли, женщина. Когда она заговорила, Тилли узнала ее голос.
— Ну вот, милая, вы и проснулись. Отдохнули немного?
Тилли молча смотрела на нее. Ей хотелось расспросить женщину, но язык не поворачивался произнести нужные слова.