Нас больше нет
Шрифт:
— Неважно. Важно лишь то, что ты в моих глазах такая же красивая, как и раньше. Если тебя так волнуют шрамы, можешь носить свои штаны или длинные платья, но не стоит прятаться от меня.
Он разворачивает меня к себе, обхватывает пальцами подбородок, нежно скользит большим пальцем по моим губам, заглядывает прямо в глаза.
— Когда все закончится, я тебя не отпущу. Просто хочу, чтобы ты это знала.
— Когда все закончится, тогда и поговорим, — с вызовом заявляю я, не желая так просто сдаваться ему.
Давид кивает. Потом отпускает
— Пойди помоги Насте на стол накрыть. А я пока душ приму, охладиться не помешает, потому что снова тебя хочу. До одури.
Я опускаю взгляд вниз и натыкаюсь взглядом на его вздыбленную плоть. Хватаю с крючка полотенце, быстро обтираю тело и одеваюсь. Сбегаю из душа, не оглядываясь. Меня все еще бьет крупная дрожь. К дому иду, словно пьяная, и понимаю, что наедине с Давидом оставаться опасно.
На крыльце сидит Настя. Резко поворачивает голову в мою сторону, усмехается, окидывая меня с ног до головы недовольным взглядом. Мне кажется, она догадывается, чем мы с Давидом занимались в душе. Щеки покрываются румянцем, в глаза ей стараюсь не смотреть. Стыдно.
— Давид где? — спрашивает она.
— Решил тоже искупаться. Нам дал важное поручение — накрыть на стол. Я в холодильнике шоколад видела, — говорю как бы между прочим, помня, какая Настя сладкоежка.
— Его уже нет, — грубо отвечает она. — И на стол я, как видишь, и без тебя накрыла, — взмахом руки в сторону указывает. — Уже и остыть все успело.
Я прикусываю губу, чувствую за собой вину: пока там с Давидом развлекалась, совсем забыла о том, что сестра неподалеку.
Приближаюсь к столу и усмехаюсь: хлеб нарезан кривыми толстыми ломтями, овощной салат словно пятилетний ребенок делал. В этом и вся Настя: за свои девятнадцать лет она сама ничего и никогда не делала.
Я занимаю место за столом, слюна заполняет рот при виде еды, но я ни к чему не прикасаюсь, жду остальных.
Давид появляется через несколько минут. В одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. Мне хочется стукнуть сестру по голове, так откровенно она его взглядом пожирает. Давид тоже хорош: знает ведь, что мы не одни здесь. Мог бы для приличия хотя бы джинсы надеть, пусть и мокрые.
— Сейчас оденусь и выйду к вам, — бросает он, обходя Настю, которая на пороге застыла с открытым ртом.
Хлопает дверь, несколько минут тишины, и Давид снова появляется. В спортивных трико и белой футболке. В руках у него бутылка вина и пластиковые одноразовые стаканчики.
— Ну что, девочки, к столу.
Он определенно в хорошем расположении духа. На сытого кота похож, на меня взгляды жадные бросает, от которых у меня внизу живота вновь пламя разгорается. Мы с ним об одном и том же думаем — как хорошо было в тесном пространстве душевой каких-то десять минут назад.
Он откупоривает бутылку, наполняет два стакана. Один мне протягивает, а второй Насте. Я вопросительно выгибаю бровь.
— Это чтоб вы немного расслабились, — поясняет на мой немой вопрос Давид. — День непростым выдался.
— А ты? — Настя подносит к губам свой стакан, делает глоток и морщится. — Полусладкое. Не люблю такое.
— Зато я люблю. — Из-под полуопущенных век на Давида смотрю, замечаю, как уголки его губ дрогнули в улыбке. И он, и я думаем сейчас об одном. Вспоминаем ту ночь в доме моей бабушки, когда он приехал с вином и сырной нарезкой. Теперь уж точно сомнений нет: для меня старался, а не для соседки.
— Я не буду пить, нельзя терять бдительность, — поясняет Давид и черпает ложкой кашу из белой пластиковой тарелки.
— М-м-м, а это вкусно. — Настя с удивлением смотрит на свою порцию.
— В молодости, когда о звании майора я даже не мечтал, нас часто на полевые учения вывозили, поэтому с голоду, красавицы, вы точно не умрете.
— Расскажи что-нибудь, у тебя наверняка историй много интересных! — въедается в него взглядом Настя.
Я тянусь за огурчиком, подпираю подбородок рукой и с умиротворенной улыбкой смотрю на Давида.
Удивительно, мы далеко от дома, нам угрожает опасность, мы всю ночь в фуре тряслись, а на душе отчего-то так спокойно и хорошо. Давид что-то рассказывает, мы смеемся, пьем, наслаждаемся кашей с ароматом дымка. Потом все вместе убираем со стола.
У меня еще после первого стакана голова кружиться начала, сестра тоже пьяненькая, хихикает, строит Давиду глазки, а его внимание ко мне обращено.
Я разглядываю его мускулистые руки, у него под футболкой на плече остались следы моих ногтей. У меня губы все еще горят от его поцелуев, а в голове слова его на повторе стоят. Что шрамы моей привлекательности в его глазах не уменьшают.
Алкоголь определенно плохо на меня влияет. Я обо всех своих обидах забываю, только о близости с бывшим мужем и могу думать.
Мы с Настей сдаемся одновременно, падаем на кровати и отрубаемся. Кажется, это у нас в крови: стоит немного выпить — и сразу в сон клонит.
Сплю я без кошмаров, крепко, лишь на несколько секунд из дремоты выныриваю, когда чувствую, как Давид притянул меня спиной к своему горячему мужскому телу.
Утро встречает меня недовольным ворчанием Насти. Сон как рукой сняло, я потягиваюсь и сажусь в кровати. Старые пружины скрепят при каждом моем движении. Приоткрытая дверь впускает в домик свежий воздух и утреннюю прохладу.
— Что случилось? — спрашиваю я у сестры.
— Комары ночью искусали, у меня теперь волдыри по всему телу, и никакой мази с собой нет, — делится она своими печалями.
— Ясно, а где Давид?
— Завтрак готовит нам. — Недобрый взгляд исподлобья в мою сторону, и Настя снова отворачивается от меня лицом к стене.
Я тяжело вздыхаю. Мы с ней никогда не ладили, и вряд ли это случится в скором времени. Она ревновала меня к отцу, росла избалованной и своенравной. Мне же дела не было до обитателей дома, я мечтала поскорее оттуда свалить и на внимание папы ни капли не претендовала.