Шрифт:
Мясников Виктор
Нас научили
Нас научили не прощать,
Стрелять без промаха и драться Нас научили убивать
И отучили улыбаться.
Солдатская песня
1. 09. 1984 года
В дальнем, самом тихом и сумеречном углу разом приподнялись над тощими подушками взъерошенные головы дедов. Ненавистное, вымучивающее ощущение постоянной настороженности - дежурный зуммер тревоги, тонко просигналив, разбил утренний сон, заставил напрячься, подобраться в ожидании неведомой опасности.
Лязгнула решетка
"Вооруженка" - порхало слово меж колышущимися шеренгами, изнывали сердца тех, кто понимает. Проспал караульный солдатик собственную смерть. А может, и не спал, а так, расслабился, дом вспоминая, маму... И мечется по лесам и болотам бежавший с его автоматом заключенный. Или успел прицепиться к товарняку, летит, взахлеб дыша холодным ветром недолгой свободы. А все равно мертвец, уже раздают тяжелые патронные пачки...
Ротный потыкал мизинцем в зеленую кляксу среди густо насыпанных голубых штрихов.
– Значит, займешь позицию тут, между болотом и рекой, на мыске. Понял, Постников? Всё? Карту можно убирать? Да ты знаешь это место, прошлым летом неделю здесь сидел.
Так точно, товарищ старший лейтенант, неделю. С двухдневным пайком.
Послезавтра снимем, я же сказал. Задача ясна?
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Перекрыть вероятный путь, в случае чего - огонь на поражение.
– Усмехнулся.
– Беречь личный состав.
– Ладно, ефрейтор, не ухмыляйся. Место, конечно, спокойное. Он километрах в ста отсюда бродит. Но будь начеку.
Ротный нахмурился, соображая: может, что важное забыл.
Да, поздравляю тебя, Постников.
С чем это?
– подозрительно вскинул выгоревшую, цвета старой сметаны, бровь.
С первым сентября. Дочка-то у тебя сегодня в первый класс. Забыл?
Тут забудешь...
Грохнуло железо дверцы. "Уазик" рыкнул, мелко затрясся,
Зафыркал вонючей синью. Ротный высунулся, опять сморщил лоб, вспоминая. Вспомнил, наконец, что требовалось, и перестал хмуриться.
После приказа сразу домой. За войском присматривай.
Есть присматривать, товарищ старший лейтенант,
Обрадовался Постников.
– Такие орлы - глаз да глаз.
Послезавтра сниму с поста. Ну, будь здоров.
Протянул узкую интеллигентную ладошку.
Обязательно буду, тарщ-старш-лейтн, - сыпанул скороговоркой Постников и сунул такую же узкую и почти такую же интеллигентную, только с чернотой под ногтями, кисть.
"Уазик", валясь на рытвинах, зашкандыбал вверх по склону к насыпи.
– Войско, за мной!
– повелительно рявкнул ефрейтор и, оступаясь на шатких кочках, рванул вниз, в болото.
Следом, придерживая автоматы, ринулось войско в составе двух растерянных солдат и одной понурой собаки. Под кирзачами зачмокало, захлюпало, выбрызнуло прямо на брючину. Постников, замер, выставил ногу, осмотрел несвежий сапог с пыльным осевшим голенищем. Осмотром остался недоволен и состроил кислую гримасу. Войско молча стояло позади. Только овчарка зевала, щелкая зубами, и переступала мокрыми лапами. Измятая тропа тонула в грязи, влажные жесткие травы охапками валились с высоких кочек.
– Трава по пояс, роса по...
– удовлетворенно оценил ситуацию ефрейтор и ласково скомандовал сам себе: Отбой, Постников.
– Затем резко развернулся и свирепо скомандовал: - Кру-ом!
Войско команды не ждало, задергалось, смешалось.
– О-тставить! Знач-так, войско, слуай мою команду! Колонной по одному, за мной, шагом - марш!
И двинулся обратно развинченной легкой походкой, с той дембельской вальяжной ленцой, по которой сразу отличишь бывалого воина от зашуганного щегла.
Они поднялись на насыпь и прошли сотню метров вдоль осушительной канавы.
– Отряд, стой. Стройся. Равняйсь. Смирно! На первый-второй рассчитайсь!
Первый!
Второй!
Оба, и первый, и второй, малорослые, лопоухие, в замурзанном
Обмундировании, Постникову откровенно не понравились, вызвав презрительное раздражение.
Фамилия?
Понтрягин, товарищ ефрейтор, - удивленно пробормотал солдат: из одной роты, а спрашивает.
Узкое лицо товарища ефрейтора сделалось ещё уже от неудовольствия.
Как надо отвечать? Стрелок рядовой такой-то. Ясно?
Так точно. Рядовой стрелок Понтрягин.
Постников с раздражением плюнул на сапог рядового стрелка и обратился ко второй половине войска:
Фамилия?
Стрелок рядовой Тукташев.
Какой же ты стрелок, если у тебя собака? Собачник ты, а не стрелок. Ну, войско, ну, ротный, ну, японский бог, ну, распронавертеть...
И пока добрался до конца замысловатого выражения, успел бросить в траву автомат, освободился, слегка попрыгав, от вещевого мешка и, расстегнув ремень, с облегчением свалил с себя сумку с магазинами, штык-нож и саперную лопатку. Потом, наступая на пятки, выбрался из сапог, а заодно и из портянок. Взялся за пуговицы. Остановился, недоуменно посмотрев на смитрно стоящее войско.
Была команда раздеваться.
Через двадцать секунд он стоял уже раздетый, поделенный линялыми трусами на две части - загорелый, изрядно обволосенный костистый торс и белые мускулистые ноги, подернутые сивой шерстью. Стоял и смотрел, тщательно свертывая форму, как подчиненные выбираются из амуниции, превращаясь в гражданских лиц, но в синих военных трусах. Худобой они начальника превосходили - это почему-то порадовало.
Понтрягин с хрустом развернул бурые портянки в лиловых разводах. Резко запахло казармой. И это уже не понравилось, Постников снова рассерчал.