Нас позвали высокие широты
Шрифт:
18 августа в нашем сугубо полярном отеле–логове состоялся примечательный разговор:
— Мы прикончили последнюю банку консервов?
— Да, — отвечали со смехом
— Сколько же в вас, мерзавцев, влезает, — последовал удивленный комментарий. — А что же осталось?
Ответ после некоторого раздумья гласил:
— Немного картечи (шрапнели, — поправили отвечавшего), и свежезамороженный синтетический носок Маркина со следами пото–жировых отложений, — последовал ответ.
Для людей, не связанных с полярной службой, лишь отмечу, что на полярном сленге шрапнелью и картечью именуют обычную перловку, которую нормальная городская хозяйка использует только в рассольнике.
— Однако… — последовала задумчивая реплика. — Зная Славу, я серьезно опасаюсь за вкусовые качества этого продукта…
— А ты не опасайся, — утешили вопрошавшего. — Кто–то из героев Марка Твена варил, например, суп из барометра.
— Категорически возражаю против использования научных приборов в кулинарных целях, — встал на защиту казенного имущества Троицкий. — В крайнем случае разрешаю пожертвовать кожаным футляром.
— Да он будет ничуть не питательнее маркинского носка, — возразил очередной участник дискуссии.
Определенно юмору полярников не всегда хватает тонкости, причем их остроумие часто не совпадает с принятым в светских гостиных. В наше оправдание добавлю, что представители света явно избегают высоких широт, и поэтому мы нередко отстаем и от моды, и от других светских достижений. На этот раз дело обошлось без кулинарных или иных подвигов. Сутки спустя мы полностью завершили программу наблюдений на ледниковом плато Ломоносова, а поднявшаяся облачность позволила нам сбежать в полном составе на скалы Эккокнаусен, где нас поджидала масса нового.
Приятные неожиданности (что случается на полярной службе крайне редко) на этот раз посыпались на нас как из рога изобилия: во–первых, прекратилась бесконечная погодная мрачность, солнышка здесь гораздо больше, чем на главном водоразделе острова; во–вторых, перестал задувать ветер, измучивший нас на ледниковом плато; в-третьих, на скалах оказалось довольно тепло, что подтвердили наши термометры; в-четвертых, сухо; в-пятых, значительно ближе к людям; в-шестых, полно продуктов; в-седьмых — наверняка что–то было и еще, но перечисленного уже достаточно. Вечно человеку чего–то не хватает, о чем и возвестил, придя в себя, один из посетителей скал Эккокнаусен после испытаний на ледниковом плато Ломоносова:
— Почти черноморское побережье. Полагаю, десяток леди в мини–бикини приятно украсили бы собой окрестные пейзажи.
— Молчи, сексуальный маньяк, — сглазишь, — прорычали в ответ его спутники.
С завершающими работами на леднике Норденшельда мы справились без приключений и уже 27 августа пришли в Пирамиду.
В сентябре (когда настала пора думать о завершении полевого сезона) мы с Троицким провели в долине Адвент- дален за изучением горных ледников километрах в двенадцати восточнее Лонгьира. По контрасту с ледниковым плато Ломоносова, эти спокойные зеленые долины с многочисленными стадами оленей и даже овцебыков производили умиротворяющее впечатление. Передвигаясь на местности, мы практически не встречали препятствий, спокойно пересекая потоки в наших высоченных сапогах–ботфортах, отдаленно напоминавших те, что оставил на литературных страницах гасконец по фамилии д’Артаньян. Посещение ледников обычно требовало подъема лишь на первые сотни метров, а сами концы ледников были практически лишены трещин, их можно было пересекать в любом направлении.
При этом привязка концов ледников засечками по окрестным вершинам с помощью обычной буссоли или отсчетом шагов от ближайших объектов–ориентиров также не встречала препятствий. Поскольку мы работали налегке, оставляя свое снаряжение и продукты в ближайшей хижине, мы не испытывали особых физических нагрузок, тем более что в предшествующие недели приобрели неплохую полевую форму, лучше, чем в любом спортивном лагере. («Одержишь ты в горах победу над собой» из визборовской песни — это проблема для альпинистов, отпускников–физиков и ребят из почтовых ящиков.)
Вторую половину сентября, когда установившиеся холода заставляли нас поплотнее укутываться в спальные мешки в палатках, мы провели в изучении морен ледников Грен- фьорд. Среди безобразных каменных развалов каким–то образом уместилась масса небольших озер, уже покрытых молоденьким прозрачным льдом, позволявшим рассмотреть самые мелкие камни на дне. Ледок изредка звонко потрескивал, но спокойно выдерживал нашу тяжесть. Троицкий и на этот раз обнаружил очевидное сходство с Дамес–мореной, описанной выше, на этот раз в виде прослоев морских водорослей, смело опровергая построения своих предшественников.
Как–то необычно быстро пронеслись почти четыре месяца нашего пребывания на этом архипелаге, с которым мы неожиданно настолько сроднились, что вдруг ощутили, насколько трудно расставаться с ним. Он оказался совсем другим, чем Новая Земля или Северная Земля, такой непохожий и такой богатый с нашей точки зрения. Но вот закончены последние наблюдения, пора подводить предварительные итоги. Главный результат полевого сезона: наша немногочисленная экспедиция доказала свою дееспособность и, следовательно, право на продолжение работ. Последнее, впрочем, как решат в Москве. Тем не менее достигнутые результаты очевидны.
Мы доказали специфику оледенения на северо–востоке главного оледенения архипелага с центром на ледниковом плато Ломоносова и его самостоятельный характер, в отличие от других ледниковых районов острова, если судить по опубликованным результатам прежних исследований в других районах, где мы не бывали. Определенно он тяготеет по характеру питания к Баренцеву морю, как показали метеонаблюдения Маркина. Ухватили даже кусочек южного района на леднике Паула, насколько типичного, пока непонятно. Ясно, даже по нашим отрывочным наблюдениям на горных ледниках Земли Норденшельда, что в центре острова они развиваются по другим канонам, причем с очевидным замедлением за последние тридцать лет. Кое–что мы рассчитываем получить по наблюдениям норвежской метеостанции в Лонгирбюене. Тем не менее, чтобы окончательно убедиться в этом, в будущем понадобится продолжать наблюдения, наращивая сведения о колебаниях ледников.
Леонид Сергеевич со своей стороны получил ценный материал, связанный с четвертичным оледенением, что ставит на повестку дня его связи с современным. При этом он смело обошелся со многими своими предшественниками, нередко принимавшими за морены гидролакколиты: мерзлотные образования в виде бугров вспучивания с ледяным ядром под поднявшейся толщей тундровых почв, включающих нередко торфы. Взаимодействие оледенения с морем наш научный руководитель изучал в районе Свеагрувы и в куту Грен–фьорда, выполнив многочисленные сборы органики, что позволит определить время формирования морен этих ледников. Определенно по результатам прошедшего сезона мы не подвели Григория Александровича, что важно на будущее. Уже сейчас Леонид Сергеевич считает, что в будущем полевом сезоне (если, разумеется, таковой состоится) целесообразно разделить маршрутные и стационарные наблюдения, что резко повысит результативность наших исследований в целом.