Нас с тобой трое
Шрифт:
— Брось. Или женись. Одно из двух.
— Почему все вокруг говорят о женитьбе? Ненавижу всё это.
— Нормальные мужчины женятся на любимых девушках.
— Ноу.
Лиза посмотрела на него. Уголки её губ скорбно опустились вниз.
— Мне кажется, — чувствуя себя невыносимым цирковым уродцем, мучительно признался Тимур, — что я вообще не способен на нормальные человеческие чувства. Как сушеная мумия.
— Твой отец был вулканом чувств.
— Именно.
— Но ты ненавидишь меня.
— Не
— Я тебе уже говорила про психотерапевта?
— Почему вы не ушли от него?
Лиза вздохнула.
— Почему твоя девушка не ушла от тебя?
— Расскажите мне, — попросил Тимур.
Лиза ушла в ванную и долго там умывалась, смывая с себя накопившиеся обиды. Тимур прибрался на кухне — тарелка с пастой разлетелась по стойке, и теперь макаронины уныло свисали с бортиков столешницы.
Выкинул пустую бутылку вина и открыл новую.
Время приближалось к полуночи, но спать совершенно не хотелось.
В голове царила некая легкость, а огни города за окном прекращали маленькую квартирку в надежную крепость. Там, за стенами, бушевал огромный, пугающий мир. Здесь, на этой кухне, было безопасно и спокойно.
— Медитируешь?
Умытая Лиза тоже показалась безопасной и спокойной. Без красного рта, без густого подведенных глаз и агрессивных бровей она выглядела простенькой и нормальной.
Не той хищной птицей, которая разоряла чужие гнезда.
Тимур усмехнулся.
Он почему-то подумал о том, что Тамара всегда одинакова. И дома, и на дискотеке, и на работе. Она без перерывов сияла мягким ровным светом симпатичной доброжелательности.
— Эй, — Лиза помахала ему пустым бокалом. — Ты там завис?
Тимур вернулся от окну к барной стойке и налил им вина.
— Что же, Елизавета Алексеевна, я готов выслушать вашу драматическую любовную историю, полную каких-нибудь детских травм и разнообразных рефлексий. Аналогию с «Бедной Лизой» проводить будем?
— Любопытно ты высказываешь свои просьбы. С этаким лихим наездом. Это какой-то модный стиль у нынешней молодежи такой?
Он дернул плечом, не зная, что ответить.
— Детка, — очень мягко произнесла Лиза, — если ты считаешь, что мы ступили на скользкую тропинку чересчур личных признаний, то мы можем закрыть эту тему на веки вечные.
— Я… Я могу немного послушать. Не слишком долго. И без подробностей. И только про вас. Не про него.
Она смотрела на него внимательно и строго, и Тимур не знал, куда девать свои глаза. Надо ли смотреть на лицо Лизы также пристально, как она на его? На бокал? На руки?
В конце концов он просто уставился куда-то за её плечо.
— Почему женщина остается с мужчиной, с которым ей плохо? — Лиза, в отличие от него, не отводила взгляда. — Ненависть и любовь одновременно —
Тимур кивнул.
— Наверное, все дело в том, что мы просто живые люди. И день за днем, шаг за шагом, двигаемся на ощупь. Нам страшно и нам непонятно. Мы не знаем, что ждет нас за поворотом. И боимся свернуть. Потому что если идти по прямой, то видно хоть какую-то перспективу.
— А как же эта пресловутая любовь? Разве один человек остается с другим человеком, даже если это больно и унизительно, не из-за любви?
— А что это такое?
От возмущения Тимур даже руками всплеснул. И уставился на Лизу. В глубине её глаз тлели крошечные искорки. Пересекающий губы шрам слегка подрагивал.
— Вы издеваетесь надо мной? — неуверенно спросил Тимур.
— Немного, — легко признала она. — Но ведь на самом деле, Тимур, это основной вопрос. Я, например, уверена только в одном: любовь делает нас хуже, а не лучше.
— Значит, вы не любили моего отца? — быстро спросил он.
— А секс с женатым мужчиной делает меня хуже?
— Стоп. Никаких разговоров о сексе.
— Нам нужно кодовое слово?
Вот теперь она уже откровенно смеялась.
— Давай будем есть торт, — предложила Лиза таким низким голосом, словно имела в виду что-то совершенно неприличное. Вроде ограбления банка.
— Помилуйте. Глухая ночь уже.
— Значит, нам никто не помешает.
— У меня мурашки от вас, — признался Тимур, доставая коробку из холодильника.
Лиза немедленно заглянула внутрь. Пустые полки и бутылки с водой.
— Господи Иисусе, — пробормотала она, — как ты еще только ноги не протянул?
— В основном потому, что без устали занимался самоедством.
— У тебя появится язва к тридцати годам. В сорок случится первый инсульт. В пятьдесят — инфаркт. В шестьдесят отлетит какой-нибудь тромб, и привет. Из замкнутого мальчика ты будешь постепенно превращаться в желчного холостяка. Все будут говорить о тебе «этот отвратительный прыщ».
— Прыщ?
— Прыщ, — твердо сказала Лиза, забрала у него коробку с тортом и поставила на стол.
— И все эти выводы вы сделали из моего пустого холодильника?
— Есть что-то опасное в людях, у кого в холодильнике прошлонедельная картошка не покрывается плесенью.
— Елизавета Алексеевна! — получилось слишком мало укора и слишком много содрогания.
Лиза засмеялась, отрезала щедрый кусок шоколадного торта и плюхнула его на тарелку Тимура.
— Этот торт призван спасти меня от страшного будущего, в котором я превращусь в человека-прыща? — с опаской разглядывая эту глыбу сахарного диабета, спросил он.