Наш дом и сад в начале века… (Русская пьеса)

Нигро Дон

АНЯ. Мама, Николай Константинович гений.

ИРИНА. Чушь. Если он гений, тогда что он здесь делает?

АНЯ. А где ему, по-твоему, быть, мама?

ИРИНА. Ну, не знаю. В Москве, Петербурге, Париже, там, где есть люди.

АНЯ. Люди есть и здесь, мама. Мы люди.

ИРИНА. Я говорю про настоящих людей. Культурных людей. Здесь у нас вся культура – сын крестьянина-свипаса, который играет на скрипке так, словно душит гусей.

АНЯ. Великие писатели часто едут в деревню за вдохновением.

ИРИНА. Да какое вдохновение он здесь может найти?

Когда и кто здесь вдохновлялся?

АНЯ. Папа вдохновлялся.

ИРИНА. Твой папа был хорошим человеком, милая, но по части писательства вдохновения в нем было, как в фонарном столбе. (Смотрится в зеркальце). Сколько у меня морщин. Когда-то я была красавицей.

АНЯ. Ты по-прежнему прекрасна, мама.

ИРИНА. Да, но я сводила мужчин с ума когда была моложе. Они бегали за мной, как за сукой в течку. Спектакль был отвратительный, но душу, тем не менее, радовало.

АНЯ. Но ты любила только нашего отца.

ИРИНА. Если на то пошло, Аня, в твоем возрасте я была отчаянно влюблена в одного солдата, пока не узнала, что он спит с моей кузиной, да еще с пятью шлюхами от Владивостока до Москвы. Поэтому я быстренько вышла за вашего отца. А теперь он умер, сад зарос сорняками, я теряюсь в лабиринте, а лицо у меня, как карта Голландии со всеми ее каналами.

АНЯ. Твое лицо по-прежнему прелестно, мама. Все мужчины в тебя влюблены. Они постоянно говорят мне об этом.

ИРИНА. Мужчины скажут, что угодно. Никогда нельзя обращать внимания на их слова. Поверь мне, в этом секрет долгой и счастливой жизни: не слушай, что говорят тебе мужчины. Просто улыбайся и кивай, а потом уходи и поступай, как считаешь нужным.

НАТАША. Так ты вела себя с папой?

ИРИНА. Все это уже много лет не имеет никакого значения. В нашей беседке голуби.

АНЯ. Я люблю голубей.

ИРИНА. Она везде гадят. Едва ли не хуже крыс. Но не такие ужасные, как мужчины.

АНЯ. Я очень люблю мужчин, мама.

ИРИНА. Только потому, что ты еще никого не знаешь достаточно хорошо. А узнав получше, придешь в ужас.

ГРИГОРЬЕВ (голос слышится справа, когда он выходит из лабиринта с Радецким и Николаем). Дамы! Посмотрите, кто прятался в кустах. Достопочтенный доктор и великий писатель. Может, если поискать более тщательно, в этих зарослях удастся найти Ивана Грозного и жену Пушкина.

ИРИНА. Так вы нас подслушивали, прячась за крыжовником?

РАДЕЦКИЙ. Мы хотели пройти коротким путем, через лабиринт, и заплутали. И да, подслушали скандальные сравнения достоинств голубей, крыс и мужчин. Я подумал, что к голубям вы крайне несправедливы.

ИРИНА. Аня защищала голубей. Молоденькая дурочка. Еще чуть-чуть, и она найдет красоту в тараканах.

АНЯ. В мире насекомых так много красоты…

ИРИНА. Да, да, но никому не хочется слушать девушку, разглагольствующую о тараканах. Так что просто закрой рот и радуй глаз, как Наташа.

КАТЯ. Мама, не говори так. Ты ее оскорбляешь.

НАТАША. Она оскорбляет Аню, предлагая быть

такой же, как я?

КАТЯ. Она оскорбляет ее, потому что хочет, чтобы она была пустоголовым декоративным украшением, вроде горгульи.

ИРИНА. Не хочу я, чтобы Аня была горгульей. Горгульи уродливы. Аня – красотка или может ей быть, если чуть постарается. Я просто не хочу, чтобы она осталась старой девой, используя мозг больше, чем это абсолютно необходимо.

КАТЯ. Это ты на меня намекаешь?

ИРИНА. Не кипятись. Ты еще не старая дева. Просто не жалеешь сил, чтобы распугать всех мужчин, которые обращают на тебя внимание.

РАДЕЦКИЙ. Кате достаточно захотеть, чтобы любой мужчина был у ее ног.

ИРИНА. Но она, похоже, никого не хочет. И что мне делать с такой дочерью?

КАТЯ. Я бы не возражала, чтобы у меня появился мужчина, не будь они все полными идиотами.

РАДЕЦКИЙ. Почему, произнося эти слова, она смотрела на меня?

ГРИГОРЬЕВ. Это не про вас, доктор. Конечно, она вела речь про мужа своей сестры, внутренне говоря себе: «Господи, нет, я такого себе не хочу. Ни в коем разе».

НАТАША. Леонид, пожалуйста, ты говоришь слишком много глупостей. Действительно отобьешь у моих сестер охоту выходить замуж.

ГРИГОРЬЕВ. Боюсь, не могу я не говорить глупостей. Мой отец говорил глупости. Его отец говорил глупости. Моя мать была глупой. И у меня в присутствии красивых женщин голова отключается. Это благословение и проклятье, постоянно жить в компании четырех красавиц, и все они думают, что я – идиот.

ИРИНА. Ваша жена не думает, что вы – идиот, так, Наташа?

НАТАША. Пойду посмотрю, что у нас с обедом, а не то кухарка вновь отравит нас всех. Ольга становится слабоумной, и одному Богу известно, что она может положить в суп.

ГРИГОРЬЕВ. Ты же не хочешь, дорогая, чтобы кто-то скормил мне яд?

НАТАША. Нет, я предпочту сделать это сама. (Уходит в дом).

ГРИГОРЬЕВ. Видите, что она от меня без ума? Моя жена считает меня идиотом и хочет отравить. Но она такая красивая, и я могу только обожать ее. Пойду за ней, терпеть не могу с ней расставаться, вот и бегаю следом целыми днями, как щенок. Знаю, что этим еще сильнее разжигаю ее ненависть ко мне, но ничего не могу с собой поделать. Когда она выходит из комнаты, мое существование теряет смысл. Мир умирает. Возможно, мне действительно следует отравиться самому.

ИРИНА. Крысиный яд на полке в кладовой.

ГРИГОРЬЕВ. Превосходно. Дамы, надеюсь, вы меня извините. Должен посмотреть, каким я буду выглядеть дураком, целуя жену на глазах слуг. Молитесь за спасение моей души. (Уходит в дом).

ИРИНА. Он действительно идиот.

АНЯ. У Леонида Владимировича доброе сердце.

ИРИНА. И очень пустая голова. Мне бы хотелось, чтобы ему досталась хотя бы половина ума доктора Радецкого.

РАДЕЦКИЙ. Я всего лишь врач. Я ничего не знаю. Это мой друг Николай – гений. Я в курсе, потому что он сам мне это сказал.