Наш лисенок
Шрифт:
Лесник Киреп остался на пожарище следить, не тлеет ли где скрытый огонек, который на ветру может разгореться в пламя. С еловой веткой в руке ходил он по краю обгоревшей земли, постегивая ею то здесь, то там или затаптывая ногами мох, из которого тянулись тоненькие струйки дыма. А потом побрел он по черной, обуглившейся земле, чтобы поближе рассмотреть, что сталось с молодыми деревцами. Киреп помнил, что здесь под деревьями рос высокий мох, густой вереск, зеленые кусты черники и брусники. Теперь перед ним лежала голая земля: огонь поработал в сухих зарослях
Лесник смотрел на сосны, как на живые существа, вот только ходить они не могли. Большую часть сгоревшего леса сажали под его присмотром, а саженцы вырастил он сам. Они были для него как дети, погибшие в этот пригожий весенний день в обжигающем пламени. Сколько трудов он вложил в них! Из года в год выращивал он саженцы и высаживал их по весне. Мотыгой выгребал в земле глубокую ямку, опускал в нее длинный тонкий и слабенький корешок, потом утрамбовывал землю, чтобы ни ветер, ни палящее солнце не могли повредить корням. И все же некоторые деревца засыхали, и тогда на их место сажали новые, чтобы лес не редел, чтобы в ровных рядах не было просветов.
И вот случилась беда. Все исчезло, все уничтожено за какие-нибудь несколько часов. Наверно, если бы деревья сгорели дотла, ему было бы легче, но нет, они все еще стоят — на тех, что пониже, хвоя опалена, на высоких еще зеленая. Но завтра или послезавтра пожелтеет и она, и большие деревья вместе с маленькими будут долго стоять так, напоминая Кирепу, каким бессмысленным и бесплодным может стать человеческий труд. И все-таки он знает, что будет снова выращивать саженцы сосен, поливать и окапывать их, чтобы было что сажать вместо деревьев, погибших в огне.
С такими мыслями бродил Киреп по обгорелой земле между почерневших стволов. Начинало темнеть, но он все никак не мог покинуть пожарище. А когда наконец направился к дому, еще не раз останавливался и оглядывался.
Наконец Киреп вошел в лес, не тронутый огнем, под высокие сосны и вдруг услышал жалобное повизгивание, доносившееся из горелого леса. Что бы это могло быть? Лесник прислушался. Теперь можно было разобрать, что скулит не один, а несколько зверьков.
Киреп пошел на звук. Он шел медленно и осторожно, останавливаясь и прислушиваясь. А когда тихое повизгивание раздалось совсем близко, и вовсе остановился. Леснику показалось, что скулящие зверьки идут ему навстречу, словно надеясь на его сострадание и помощь. И чтобы не испугать их, Киреп замер на месте. Он даже прикрыл глаза, зная, что их живой блеск лесные звери видят прежде всего.
Так прошло минут десять. Наконец Киреп заметил, как по черной, обгоревшей земле движется что-то красновато-коричневое.
«Лисенок, — подумал лесник. — Видно, мать, испугавшись огня, бросила своих щенят. Где-то здесь должна быть лисья нора».
Киреп терпеливо дождался, пока лисенок, повизгивая, подошел к нему совсем
Тогда лесник скинул пиджак и попытался набросить его на убегающего зверька. В конце концов это ему удалось, и он направился домой с лисенком в руках и в перепачканном сажей пиджаке. Два других лисенка успели удрать. Киреп утешал себя мыслью, что завтра он возьмет с собой лопату, разыщет лисью нору и откопает весь выводок.
Назавтра он так и сделал, но нора была пуста — ни старых лис, ни лисят в ней не оказалось. Свежие следы на песке говорили о том, что за ночь лисы унесли отсюда щенят. Конечно же, они поступили мудро — ведь было бы неразумным оставаться жить здесь, в опустевшем лесу, где каждый может следить за всеми твоими явными и тайными делами.
Так у лесника появился лисенок. Сперва Киреп посадил его в деревянный ящик, крышку которого оставил приоткрытой, чтобы туда проникали свет и воздух. Сверху он положил тяжелый камень — так ее нельзя было сдвинуть. Атсу строго-настрого запретили трогать крышку и камень. А если он захочет увидеть лисенка, может глядеть на него в щелочку.
Атс долго подглядывал за лисенком: никогда раньше не видел он лисы — ни мертвой, ни живой. Ему даже в голову не приходило, что лисенок может быть таким красивым, что у него такие красивые сверкающие глаза, которые глядят на Атса как человеческие — словно бы тот, кто так смотрит, может говорить на языке людей или хотя бы понимать его.
— Тебе здесь хорошо? — допытывался Атс у лисенка, прижимаясь губами — к щели, чтобы зверек мог его лучше слышать. — Хочешь есть? Чего тебе дать? Скажи, я сразу принесу.
Но лисенок даже не пискнул в ответ. Он сидел не шелохнувшись, и только его горящие глаза так же пристально смотрели на мальчика.
— Как тебя зовут? — помолчав, спросил мальчик. — Меня зовут Атс, я уже умею ходить через мостик и влезать на дерево. Когда ты вырастешь, ты тоже научишься ходить через мостик, я тебя научу. Просто нельзя смотреть вниз на воду, а то голова закружится — и тогда бултыхнешься в воду, хотя бы ты обеими руками изо всех сил держался за перила. Вот какой у нас мостик и как по нему надо ходить.
И Атс опять долго молча глядел на лисенка, глаза которого горели все тем же огнем.
— Почему ты не отвечаешь? — спросил мальчик. — Разве ты не понимаешь меня? А вот Сосса понимает. Она и сама отвечает мне: шевелит ушами, виляет хвостом, визжит и лает. Ты еще маленький и глупый, тебе надо подрасти. И я дам тебе имя, дам красивое имя. Сосса у меня уже есть, а ты будешь Мосса. Запомни: Мосса, Мосса, Мосса.
Но когда Атс рассказал маме, что назвал лисенка Моссой, мама имя это не одобрила.