Наш лисенок
Шрифт:
Нет, отец не забыл про ремень и пряжку, но говорил он о них таким голосом и с таким видом, как будто ему было все равно, пойдет он за ними сегодня, завтра, на следующей неделе или через год. Атс никак не мог понять, отчего пожилые люди могут равнодушно относиться к таким важным вещам, как ошейник с медной пряжкой для лисы. Когда Атс вырастет, он ни за что не станет таким безучастным и равнодушным, никогда не станет. Важные дела для него всегда останутся важными, каким бы старым он ни стал. Размышляя об этом, мальчик тенью ходил за отцом и продолжал твердить о лисенке, о мертвой вороне, об ошейнике и о пряжке золотистого цвета. Отец обувался —
— Папа, теперь ты уже пойдешь?
— Какой ты сегодня надоедливый, как муха! — сказал отец. — Оставь меня в покое хоть ненадолго.
Но мальчик никак не мог оставить его в покое, просто потому что ему самому не было покоя. Он вертелся около отца и снова и снова заводил разговор все об одном и том же. Он даже не заметил, что потерял тряпочку, которой был завязан пораненный палец, как вдруг почувствовал, что трава цепляется за ранку и палец начал сильно болеть. Атс пошел к маме, чтобы она еще раз перевязала ему палец, а то, чего доброго, опять пойдет кровь. Крови Атс боялся пуще всего, потому что отец однажды сказал, что если пошла кровь, значит, скоро будут видны кишки. А это уж не дай бог, тогда ведь и смерть не за горами. Умер же тот пестрый теленок, которому старая Криймик своими острыми рогами распорола брюхо. Теленок жил еще два дня, но не пил, не ел, только все хворал, а наутро помер. И хотя Атс уже знал, что ни на ноге, ни на руке кишки все равно не покажутся, ужас охватывал его сердце, когда он видел свою кровь.
— Если ты будешь так часто терять повязку, — выговаривала мама сыну, — я их не напасусь на тебя. Одну свою старую рубашку я уже разорвала на бинты, другая в запасе, а там мне уже и брать будет неоткуда.
— А у папы разве нет старых рубашек? — спросил мальчик.
— Сейчас нет, — ответила мама.
— И у меня тоже нет? — не успокаивался мальчик.
— Ты свои изнашиваешь до ниточки, нечего вокруг пальца повязать, — сказала мама.
— Так ты лучше сразу порви их на бинты, — посоветовал ей сын.
— А что же ты будешь носить? — спросила мама.
Этого Атс не знал, и разговор на том кончился. Но когда палец снова был забинтован и лоскуток даже обмотан вокруг лодыжки, чтобы не сползал с пальца, первой заботой мальчика было поскорее выяснить, где отец. А тот как в воду канул. Атс забежал в сарай, заглянул в амбар, зашел в хлев, забрался по стремянке к лазу, ведущему на сеновал, будто отец в своей воскресной одежде мог залезть туда, потом поспешил обратно в комнату, обежал двор и, нигде не найдя его, выбежал за ворота на дорогу. Но и там не нашел отца. Атс вернулся к маме, чтобы спросить у нее, куда же девался отец. Но мама знала не больше его. Она высказала предположение, что он, наверно, уже пошел в лавку, раз нигде его нет. Но ее ответ не успокоил Атса. Ему нужны были точные доказательства. Поэтому он снова выскочил за ворота и побежал по дороге в сторону лавки, пока не вышел из леса в поле, откуда было видно далеко-далеко, до самого горизонта. Но отца на дороге не было. Шли разные другие люди, но отца среди них он не видел. Грустный вернулся Атс домой. Он плелся опустив голову и глядя в землю, как вдруг услышал голос отца:
— Ты как сюда попал?
— Просто так, на опушку ходил, — ответил Атс. Ему вовсе не хотелось признаваться отцу, что он понапрасну гонялся за ним; но когда отец
— Нельзя тебе далеко ходить, мама будет искать, — возразил отец.
— А я далеко и не пойду, только до опушки леса, — сказал мальчик.
Отец промолчал, и Атс решил, что до опушки может идти вместе с ним. По когда они подошли к полям, отец проговорил:
— А теперь поворачивай назад, не то уйдешь слишком далеко.
Атс сделал вид, будто возвращается обратно, но на самом деле свернул с дороги и спрятался за густым кустом орешника, откуда хорошо было видно, как папа в своих тяжелых сапогах шагал по пыльному большаку. Атс мог бы простоять за кустом хоть до тех пор, пока отец не вернется из лавки, но скоро услышал голос мамы, звавшей его. Ничего не поделаешь, пришлось возвращаться домой, и он пошел прихрамывая, потому что вдруг почувствовал, как болит пораненный палец, как пульсирует в нем кровь, хотя до того Атс и думать забыл про этот палец. Он был убежден, что, если бы ему позволили идти вместе с отцом до самой лавки, палец так и не заболел бы, как будто его вовсе и не было. Теперь же идти было очень трудно, потому что ступать приходилось только на пятку.
— Где ты так долго был! — выговаривала ему мама. — Я боялась, как бы ты за отцом не увязался.
— Я же не могу бегать, у меня палец болит, — объяснил Атс. — Я проводил папу до поля, а обратно идти не мог.
— Зачем же ты уходишь со своей больной ногой так далеко, — сказала мама, — сидел бы лучше дома.
— Но нога ведь болит не так сильно, чтоб я совсем не мог ходить, — возразил Атс.
— Значит, когда надо идти домой, нога болит, а когда бежать из дома, здорова, — сказала мама.
Мальчик ничего не ответил на это, и они молча вошли в ворота. Но дворе Атс первым делом поспешил к лисенку и стал в щель рассказывать ему:
— Папа уже пошел в лавку! Вот увидишь, когда он вернется, он принесет тебе ошейник с пряжкой. Вороне не принесет, а тебе принесет. Это потому, что ты живой. Если бы ворона была жива, папа и ей тоже принес бы ремешок с пряжкой, а теперь не принесет, какой в этом толк. А скоро тебя выпустят из ящика. Где папа тебе место найдет, я еще не знаю, но ты не сомневайся, местечко он найдет такое, что и ты будешь довольна. Папа всегда говорит маме: «Будь довольна, пока душа в теле, положат в могилу, будет время грустить». Запомни это!
Скоро эти умные речи наскучили самому Атсу, а отец все не шел и не шел. Солнце уже повернуло в сторону леса и стало склоняться к макушкам деревьев, а об отце не было ни слуху ни духу. Два раза Атс украдкой выскальзывал за ворота и добегал до опушки леса, глянуть, не покажется ли он вдали, но всякий раз возвращался разочарованный: отца не было видно. И каждый раз с больным пальцем повторялась одна и та же история: по дороге из дома он не болел, как будто его и не было вовсе, зато на обратном пути мальчику приходилось ступать на пятку. Наконец терпенье Атса лопнуло. Он пошел к маме и, уже сердясь, сказал ей:
— Наверно, папа сегодня совсем не вернется домой!
— Вернется, — успокоила его мама, — солнце еще только-только начинает садиться.
— Вот увидишь, не вернется, — упрямо настаивал на своем Атс. — Если бы он хотел вернуться, давно уже был бы здесь.
И как раз в эту минуту скрипнула калитка, и когда Атс подбежал к окну, он увидел, что во двор входит отец.
— Папа идет, папа идет! — закричал Атс и стремглав выбежал во двор, как будто у него никогда не болел ни один палец. — Ты достал ошейник и пряжку? — выпалил он.