Наш маленький северный восток
Шрифт:
– Ты прости, просто у меня много проблем на работе. А подруга моя на тебя похожа, – говорит. Говорит и смеется. Потом вдруг задумается и молчит. – Так странно – как отражение…
– Все-таки ты слишком уж про себя. Думаешь, если наружность – то все бабы на тебя должны бросаться?!
– Да что там бабы, красивые девочки наперебой лезут! Только им и за деньги не отломится. А вот таких, как ты…
– Что, пожалеть надо?! Как же, подохнем без вашей жалости!
– Перестань, – помолчал. – Некрасиво. Я думал, ты взрослее.
Нашу перепалку прервал звонок. Резко, повторно позвонили. Открывать было невмоготу. Забилась в угол, слезы там, колотит всю. Вот, мстит теперь за то, что не
Кто бы это мог быть? Родители? Ага, без колес приехали! Пират? Только он знает мой адрес.
Опять звонок. Рьяный и настойчивый. Андрей идет открывать дверь. Это действительно Пират. Сцена немая.
Обоюдоострая. Тем не менее знакомлю их друг с другом.
Пират теперь выбрит, с цветами и шампанским, в «у-кустюм-чике». Я в слезах.
Надо быстро что-то врать, а вранье застыло в горле.
Просто предлагаю пройти за стол. Столом у меня служит коробка из-под электроплиты, стулья складные. Один из них Пират сломал в первый же вечер, изображая буденовца на коне. Замечаю, что он с папкой в руках.
– Это я, как обещал (обещал?), принес рукопись читать. – О боже, из моего сознания давно выветрилось, что он хотел читать мне свою рукопись – роман о жизни с женой-актрисой.
– Я в первый раз с Ваней заезжал, – сына хотел показать!
Чем-то мягким и теплым повеяло – знают мужчины, что предъявить в виде козыря.
– Слушай, Андрею надо уезжать. Ты на машине?
– Какой вопрос!
Пока он заводил «жигуля», Андрей полувопросительно или даже полуутвердительно заметил:
– Ты будешь с ним спать.
– Это ты по мне или по нему прочитал?
– По обоим, – замолчал, стряхнул пепел. – Но он мне понравился.
Милый, славный, глупый циник. Где ты теперь?! Только был бы жив.
Тогда так не хотелось, чтобы он уезжал. В машине пили Пиратово шампанское из горла, остаток он вылил на нас на перроне.
Андрей рысью впрыгнул в поезд, унося на себе несостоявшиеся мои поцелуи.
В городе есть много улиц, но особенно запомнились две – Труда и Свободы. Они пересекаются в самом центре города. В точке пересечения по русской традиции – глубокая лужа. Почему-то Свобода и Труд никогда не идут параллельно – непременно пересекаются.
Пират проявил чуткость и понимание. Усадил меня напротив, налил водки и начал читать рукопись. Запинался, разглядывал помарки и неразборчивые вставки, оговаривался, стеснялся. Бросал листы, останавливался, снова начинал читать. Курил. Потом вдруг разошелся, и к ночи мы читку закончили. Водка и предшествующие полуголодные дни сделали свое дело – я и половины не поняла, вся история виделась мне через призму собственных ощущений. Поражал в его прозе не только чувственный поток несдерживаемых эмоций – из крайности в крайность – и откровенная «лимоновщина» (по обожаемому им прозаику Эдуарду Лимонову), но и острый напористый дух, как на гумне, где бабы ворочают сено. Бытописание житейского разлома. Это всегда интересно, когда человек на изломе судьбы, будь то Пират или Музыкант.
Со своим другом Музыкантом он познакомил меня вскоре. Это был чувствительный, красивый и безвольный парень. Он никак не мог отойти от развода с женой, постоянно норовил нажраться и всем рассказать о своей драме. Пират сломал его, сватая ему свою бывшую пассию. Наверное, при Пирате всегда должны быть тени и полутени. Как мне показалось, Музыкант и был оттенком Пирата. Он был талантливым аранжировщиком, играл на аккордеоне, сотрудничал со многими командами, но как-то нигде не мог устроиться на работу. Пират не раз «пожаливал» Музыканта, подчеркивая его доброту, давал ему посильный заработок курьера и экспедитора. Добрый таскался с Пиратом во все компании по всем подружкам и, подражая вожаку, соблазнял женщин с отпугивающим энтузиазмом. В какой-то момент он отключался и падал, где придется. Подружки Пирата всерьез его не принимали. От этого он еще более «изранивался», всё больше пил и опрощался.
Тогда Пират решил выстроить его отношения с женщинами. Он ограничил его общение компанией меня и Ветки-Виолетки. Многозначительно напирая на многочисленные достоинства Музыканта, он также многозначительно давил под столом ее ножку, с тем чтобы она не была дурой и соглашалась.
Виолетке наш герой не то чтобы понравился – просто пустота вокруг. Работа в женском коллективе, жизнь в общежитии и шизофренический роман с одним из Пиратовых компаньонов надломили ее психику и устойчивость. А тут бесхозный, красивый, сложен как Адам. Да еще квартира своя, хоть есть и претендующая на нее бывшая жена. «Запорожец» есть, хоть и тарахтит, дырища в днище, но ездит.
У Музыканта в квартире все еще дышало бывшей: расписанная по ее заказу лимонным кадмием и бирюзой стена с лебедями, церковью и березками; купленные на ее деньги гарнитуры. Сооружены сложные с кисточками и помпонами шторы, такие же устройства на абажурах, коврики и подушечки. Пират несколько раз принимался расписывать гостеприимство и творческую активность бывшей жены Музыканта, как-то не к месту забеременевшей от другого товарища… Добрый хозяин в течение вечера несколько раз раздевался, напяливал женские колготки, танцуя в эклектично-классическом духе, тянул носочки.
В Пирате жизнь била ключом. Он тягал то меня, то Ветку на акробатические танцы, рассказывая были и небылицы, иллюстрируя их блеском брильянтовых глаз. Мне было всё неловко: эта кичевая обстановка, смущение девочки, резкие хватания и броски в пиратских танцах. К утру башка кружилась, зеленые круги ловили меня своими кольцами, сигарета прыгала на пол. Музыкант подсел на кухне, где я корчилась, обнял, стал успокаивать. Его тихая неловкая манера говорить до крайности нежна. Мы проговорили до утра. Потом решили сделать доброе дело и, когда рассвело, пошли мыть машину Пирата.
…Дворницкий шелест метлы, вымытый дождем асфальт, одинокая птичка на ветке.
Уже спокоен тихий сад,И на ветвях его аллейИграет ветер невпопадСвирелью синею своей.Уж пролетела суетаТех дней парчовых сухолистья,И уж проснулась нагота —Дитя божественное кистиНа хрупких ветках облака.Здесь дивно всё, и нет теней,Здесь воздух густ, и здесь покаЯ помечтаю без людейВдруг так душа оголена,Мне здесь бы плакать и смеяться…Стоять бы молча здесь. Одна.Одною снега дожидаться.