Наш мир — тюрьма
Шрифт:
Смит, собиравшийся выходить, замер, словно окаменев. Потом повернулся к Дэвиду.
— И пожалуйста, — проговорил он умоляюще, — не называй меня «Восемьдесят Пять»!
— Хорошо, Восемьдесят Пять, — повторил Дэвид с той же внешней покорностью и с теми же чертиками в глазах.
Рипли поспешно спрятала улыбку, но Смит так и не понял, что его вновь назвали ненавистным ему прозвищем. Удовлетворенно кивнув, он переступил порог.
Дэвид внимательно посмотрел ему вслед.
— Так и не дошло, — констатировал
Дэвид взялся за первую из емкостей, наклонил ее и покатил на ребре к выходу. Но пока руки его занимались этой работой, сознание, должно быть, все еще вертелось вокруг разговора со Смитом.
— Ты смотри, шестерка, а распоряжается… — протянул он задумчиво. — Ты уж, сестренка, укажи ему на его место. А то он нам тут всем накомандует — будь здоров!
Рипли понизила голос:
— Успеется, Дэвид. Лучше ты мне скажи: что означает «Восемьдесят Пять»?
Ее собеседник усмехнулся.
— Ну да, ты не знаешь, ты же нездешняя… Ребятам как-то раз удалось заглянуть в его личное дело. Восемьдесят пять — это коэффициент его умственного развития — IQ, или как там его называют…
При этом известии Рипли даже присвистнула. К работе в космосе вообще не допускались люди, показавшие данный коэффициент ниже ста двадцати (у нее самой он равнялся ста сорока восьми). Человеку же, получившему результат аналогичный показателю Смита, при нормальных условиях трудно было бы рассчитывать даже на место в ассенизационной бригаде.
Да, прав был Эндрюс: Ярость — дыра, из самых худших, что может быть.
Задумавшись, Рипли споткнулась обо что-то — и бочка загрохотала, валясь набок.
— Эй, осторожней! — в голосе Дэвида звучал неподдельный испуг. — Я как-то раз видел, как такой бочонок взорвался… семнадцать недель не могли пожар потушить!
Вдвоем они выволокли тяжеленную емкость с горючим в коридор. Но это было даже не полдела: перед ними лежал еще долгий путь к ванне металлоприемника…
Рипли присмотрела это место еще минут сорок назад, когда Смит куда-то пропал в поисках карты, а она с Дилоном и еще несколькими арестантами осматривала окрестности.
— Это что? — спросила она тогда.
— Так, ничего особенного — емкость для приема металла. Над нами печь.
— Там дальше есть ход?
— За металлоприемником? Нет, глухая скала. Туда раньше хотели атомный заряд бросить, чтобы образовать пространство для застройки, но не разрешили «сверху». Сказали, радиационный фон образуется уж очень высокий…
— Брось! — пророкотал из-за ее спины голос Дилона, внимательно слушавшего эти пояснения. — Кто там о нашем здоровье стал бы заботиться… Просто посчитали ненужным расширять тюрьму, и все!
Проход к металлоприемнику должна была загораживать автоматически опускающаяся сверху стальная плита. Сейчас она как раз была поднята. Став прямо
— Значит… — медленно проговорила она, еще боясь поверить самой себе. — Значит, если кто-нибудь окажется закрыт там, выхода ему уже не будет?
Стоящие сзади нее замерли, скованные единой мыслью.
— Совершенно верно! — потрясенно сказал Дилон, опомнившийся раньше других.
— Только в печь, мать его!
28
И вот теперь бочки со снятыми крышками были выставлены в заранее определенных местах. Осталось только наклонить их — и горючее, струясь, разольется по полу. Но тут и возникла заминка.
Рипли не поняла сути этой заминки. Увидев, что никто не шевелится, она пожала плечами и сама двинулась к бочке. Но тут на ее пути оказался Дилон.
— Давай окончательно проясним твой план, — сказал он, словно ему что-то еще было неясно. — Ты собираешься выкурить его, выжечь огнем, словно крысу из норы, так? Чтобы единственный путь отхода у него был вот этот — к ванне металлоприемника… А потом закрыть эту дверь и оставить там его взаперти. Правильно я тебя понимаю?
— Ну, в общем, да. Только незачем его оставлять в ванне, даже за такой дверью. Когда он будет заперт, мы загрузим в печь несколько тонн олова — и поджарим его! Чтобы уж он наверняка не вырвался…
Рипли промолчала об истинной причине, по которой она желала устроить Чужому «огненное крещение». Дело было не в том, что он мог вырваться. Просто очень уж интересуется им всемогущая Компания; и слишком зловещими выглядят иные ее планы, чтобы дать ей возможность приплюсовать к своим ресурсам это чудовищное существо…
Некоторое время Дилон, сощурившись, смотрел на Рипли.
— А почему ты так уверена, что мы будем тебе помогать? — спросил он загадочно. — Почему ты решила, что мы будем рисковать своими жизнями, чтобы осуществить твой план?
Рипли вздрогнула. На миг ей показалось, что Дилон видит ее насквозь — до самых потаенных глубин души. И там, в этих темных недрах, таилась некая мысль, столь холодная и безжалостная, что Рипли не решалась даже признаться в ней самой себе, не то что произнести вслух…
Чужой не должен дожить до прилета спасателей. Его надлежит убить. И это — задача первоочередной важности, по значению своему много превосходящая даже задачу спасения тех, кто сейчас настороженно прислушивался к их спору.
Итак, главное — уничтожить Чужого, а не спасти от его злобы людей.
Впервые Рипли осмелилась додумать эту мысль до конца. Но додумав — обрела особую твердость. Уж во всяком случае во время этой охоты она постарается подвергнуть себя большему риску, чем кто бы то ни было!