Наш темный дуэт
Шрифт:
Она никогда прежде не жила одна.
Школьные спальни всегда были двухместными, а в Харкер-Холле главенствовал отец. Ну, теоретически. И его тень, Слоан. Раньше Кейт считала, что любит уединение, любит свободу, но оказалось, что пребывание в одиночестве теряет часть своего очарования, когда у тебя нет выбора.
Кейт придушила приступ жалости к себе, пока та не успела развернуться во всю мощь, и направилась в ванную, на ходу стягивая с себя доспехи.
Вообще-то «доспехи» было слишком громким словечком для медной сетки, натянутой поверх
Кейт заметила собственное отражение в зеркале – влажные светлые волосы зачесаны назад, бледные щеки усеяны черными точками засохшей крови – и встретилась с девушкой взглядом.
– Где ты? – пробормотала она.
Интересно, как провели вечер другие Кейт в других жизнях?
Кейт нравилась идея о том, что каждый сделанный и несделанный выбор порождает другого тебя. Наверняка где-то существуют Кейт, которые никогда не возвращались в Истину, и Кейт, которые так и не осмелились уйти.
И Кейт, которая по-прежнему могла слышать обеими ушами. Та Кейт жила с родителями. С отцом и мамой.
Той Кейт не доводилось бежать, не доводилось убивать, не доводилось терять все.
Где ты?
Когда-то при этом вопросе ей сразу же представлялся дом за Пустошью. Высокая трава и распахнутое настежь небо. Теперь Кейт видела рощу за Колтоном и яблоко в своей руке. Над головой щебетали птицы, а к дереву прислонился парень, который не был парнем.
Кейт залезла в душ. Скривившись, отодрала остатки ткани.
Зеркало затянуло паром, и Кейт чуть не застонала, когда горячая водяная струя ударила по ссадинам. Девушка прислонилась к кафелю и подумала о другом городе, другом доме и душе.
Монстр, рухнувший в ванной.
Парень, горящий изнутри.
Ее рука на его талии.
«Я не дам тебе упасть».
Пока обжигающая вода из серой делалась ржаво-рыжей и наконец чистой, Кейт осматривала свое тело. Она – настоящий калейдоскоп шрамов! Вот капелька в уголке глаза и блеклая линия, тянущаяся от виска до подбородка, – отметина автокатастрофы, в которой погибла ее мать. А вот дуга на плече, оставленная клыками малхаи, и серебристый рубец на ребрах – след от когтей корсаи.
А еще имелись невидимые отметины.
К примеру, та, которая впечаталась в ее нутро, когда Кейт вскинула отцовский пистолет, нажала на спусковой крючок и убила незнакомца, запятнав свою душу красным.
Кейт выключила воду.
Бинтуя свежие раны, Кейт размышляла: а существует ли где-то ее версия, предающаяся развлечениям? Кейт, беспечно колотящая ногами по спинке кресла, когда в кинотеатре киношные монстры выползают из темноты и люди в зале вопят, потому что это прикольно – бояться, зная, что ты в безопасности?
Вроде как такое не должно было помогать, но Кейт становилось легче, когда она представляла себе иные жизни. Есть ведь во вселенной те Кейт, которые были счастливы, пускай даже путь самой Кейт привел ее сюда.
Но именно здесь ей и полагалось находиться, решила Кейт.
Она потратила пять лет, пытаясь стать идеальной дочерью для своего отца. Кейт старалась быть сильной, жесткой, жестокой, а в результате выяснила, что он никогда в ней не нуждался.
Но он мертв, а она – нет, и ей надо найти, чем заняться и кем быть, придумать, как применить полученные навыки.
Но этого недостаточно. Сколько бы монстров она ни прикончила, она уже не исправит содеянное, не сотрет красный цвет со своей души.
Жизнь движется лишь в одном направлении.
Но в Процветании Кейт нашла цель и дело, и теперь, встречаясь взглядом со своим отражением, она не видела печальную, одинокую, потерянную девушку.
Она видела Кейт, которая не боится темноты.
И которая охотится на монстров.
И это у нее чертовски хорошо получалось.
Кейт терзал голод, но она слишком устала, чтобы рыться в холодильнике.
Она включила радио и рухнула на диван, наслаждаясь простыми радостями – чистыми волосами и мягкой толстовкой.
Кейт никогда не была особо сентиментальна, но, если все твое имущество помещается в спортивную сумку, начинаешь ценить то, что имеешь. Кофта была из Лейтона, третьей из шести ее школ-интернатов. Само учебное заведение никогда не внушало Кейт доверия, однако поношенная и теплая толстовка стала для нее кусочком прошлой жизни. Правда, Кейт не позволяла себе цепляться за такие кусочки – лишь держалась достаточно крепко, чтобы они не ускользнули. Кроме того, цветами Лейтона были травянисто-зеленый и холодный серый – куда лучше, чем жуть имени святой Агнессы – красный с фиолетовым и коричневым.
Кейт включила планшет и вошла в приватный чат, который Су выкроила в бесконечном мире облачного хранилища Процветания.
На экране загорелась надпись: «Добро пожаловать к Хранителям».
Так они – Лиам, Су и Тео – назвали себя задолго до появления Кейт. Впрочем, Райли к ним не относился, пока Кейт его не втянула в передрягу.
ЛиамЗаМной: ха-ха-ха-ха-ха-ха волки.
ТеоМногоДел: Это прикрытие – все знают, что произошло в истине.
Суука: Не вижу зла – не слышу зла – говорю себе, что зла не существует.
ЛиамЗаМной: Ну не знаю, у меня когда-то кот был – жуткая задница.
Несколько секунд Кейт просто таращилась на экран и в сотый раз спрашивала себя, что она тут делает. Зачем она общается с ними? Зачем подпустила их к себе? Она ненавидела ту часть себя, что жаждала контакта и даже предвкушала его.
РайЛи: Ребята, а вы заметили заголовок насчет того взрыва на Доске?