Наш темный дуэт
Шрифт:
Джексон был одним из них, рекрутом, выменявшим безопасность за службу и ставшим в результате командным медиком.
Он встретился взглядом с Августом.
– После тебя, Альфа.
Команда заняла предписанные по сторонам от него места, и Август осознал, что они смотрят на него, ждут, что он скажет, – так, наверное, они раньше смотрели на его старшего брата. До того как Лео был убит.
Они, конечно же, не знали, что убил его Август. Он запустил руку в грудь к Лео, сомкнул пальцы на темном огне сердца и вырвал его. Они не знали, что иногда, закрывая глаза, Август ощущает холодный жар, обжигающий ему вены, что голос Лео гулко и размеренно звучит у него в голове, и он думает, действительно ли ушедшее ушло, действительно ли энергия рассеяна, действительно ли…
– Август! – Теперь его окликнула Ани. Она выжидательно смотрела на него, приподняв брови. – Пора.
Август призвал к порядку зациклившийся мозг, позволил себе разок медленно моргнуть, выпрямился и произнес командным голосом:
– Занять свои места.
Они пересекли улицу быстрым, уверенным шагом – Август впереди, Джексон и Ани по бокам, Харрис замыкающий.
Бойцы ФТФ ободрали медные пластины со стен холла и приколотили к дверям, создав слошные полотнища пылающего света. Соседство с таким количеством чистого металла слабого монстра просто сожгло бы. Даже Август скривился – его затошнило от всей этой меди, – но шага не замедлил.
Солнце уже миновало зенит и спускалось к горизонту, тени на улице начали удлиняться.
На медном покрытии северных дверей было выгравировано:
«Южный город, КПП № 1
Согласно распоряжению ФТФ,
Проход разрешен всем людям
С 8:00 до 13:00.
Проносить оружие запрещено.
Следуйте в Симфонический зал.
Внимание! Входя сюда,
Вы даете согласие
На проведение проверки».
Август протянул руку к двери. Когда он толкнул дверь, остальные члены ФТФ скользнули в стороны. Однажды он напоролся на засаду и получил очередь в грудь. Августу пули ничего не сделали – сытый сунаи неуязвим, – но рикошетом Харрису зацепило руку, и с тех пор команда чрезвычайно охотно позволяла Августу служить щитом.
Но когда Август шагнул внутрь, его встретило молчание.
Симфонический зал на Портер-роуд, как гласила табличка на стене, «был культурным центром столицы более семидесяти пяти лет». Под надписью даже красовалась гравюра с изображением главного холла во всем его деревянном, каменном и витражном великолепии, заполненного элегантными парами в вечерних нарядах.
Пересекая холл, Август мысленно попытался навести мост между тем, что было здесь когда-то, и днем нынешним.
Воздух в помещении был затхлым, витражи исчезли, окна забили досками и закрыли поверх теми же медными пластинами. Теплый свет усиленных ультрафиолетовых ламп горел достаточно высоко, но Август слышал гудение, громко и отчетливо, словно сигнал комма.
Сам вестибюль был пуст, и на долю секунды Августа посетила глупая надежда, что никто не пришел, что ему не придется этого делать – хотя бы сегодня. Но потом он услышал шаркающие шаги и приглушенные голоса тех, кто ждал в зрительном зале, как и было указано.
Август крепче сжал ремень скрипичного футляра.
Ани с Джексоном плавным движением растеклись в стороны, а он поплыл вперед и остановился перед изображением женщины на полу. Женщина была сделана из стекла: сотни, если не тысячи, стеклянных квадратиков, нечто большее, чем сумма частей. Он вспомнил нужное слово. Мозаика. Это называется мозаика.
– Левая сторона – чисто.
Мозаичная женщина раскинула руки и запрокинула голову, а музыка золотыми искрами лилась с ее губ.
– Правая сторона – чисто.
Август опустился на колени и провел пальцами по керамическим плиткам на краю мозаики, фиолетовым и синим, создающим ночь вокруг женщины, на секунду задержался на единственной золотой ноте. Женщина была сиреной.
Он читал про сирен, или, точнее, про них читала Ильза. Августа всегда больше интересовала реальность, чем мифы, – реальность, существование, шаткий миг между шепотом и взрывом, – а вот его сестра питала слабость к сказкам и легендам. Именно она рассказала ему про женщин, обитающих в море. Ради их прекрасных и опасных голосов моряки заводили свои корабли на скалы.
«Споет он и душу твою украдет…»
– Ждем твоей команды, – сказала стоящая рядом с ним Ани.
Пальцы Августа расстались с прохладными стеклянными квадратиками. Он выпрямился и повернулся к дверям, ведущим в Симфонический зал. Скрипка давила на плечо, каждый шаг порождал слабое гудение струн, слышимое, похоже, лишь ему одному.
Август остановился перед дверью и коснулся комма.
– Численность?
В динамике раздался голос Филлипса:
– Судя по камере, около сорока.
УАвгуста сжалось сердце. За шесть месяцев он стал осознавать вероятности и понимал, что шансы наткнуться на красное высоки, знал, в чем суть и ради чего он здесь.
Для этого – напомнил себе Август – он и существует.
Наверное, когда-то Симфонический зал производил неизгладимое впечатление, но время – Феномен, войны за территорию и возникновение Линии – его не пощадило. Взгляд Августа скользнул по залу, по лишенному медной отделки потолку, по голым, ободранным стенам и рядам без кресел прежде, чем неизбежно остановиться на людях, сгрудившихся в центре. Сорок три человека – мужчины, женщины и дети – пересекли Линию в поисках убежища и безопасности; в их широко распахнутых глазах отражались нехватка сна и избыток ужаса. Они выглядели потрепанными: некогда добротная одежда износилась, а под кожей стали отчетливо проступать кости. Трудно было поверить, что этих же людей Август видел на улицах и в метро Северного города, что они позволяли себе притворяться, что Феномен никогда не случался, они много лет презирали Южный город, покупая себе безопасность, а не сражаясь за нее, те, кто закрыл глаза и заткнул уши, предпочитая платить десятину Келлуму Харкеру.
Но Келлум Харкер был мертв, Август собственноручно вырвал его душу.
Теперь он отошел в тень, выпуская вперед Харриса. Солдат промаршировал по центральному проходу, вскочил на сцену и раскинул руки с апломбом прирожденного артиста.
– Здравствуйте, – бодро сказал он, – и добро пожаловать на первый КПП. Я – капитан Харрис Фордэм, и я представляю спецназ Флинта…
Август много раз слышал подобные речи в исполнении Харриса.
– Вы пришли сюда по своей воле, а значит, кое-какой здравый смысл у вас есть. Но раз вам потребовалось шесть месяцев, его не так уж и много.
Харрис прав. Это было отребье, некогда уверенное, что они прекрасно обойдутся без помощи Южного города, слишком упрямое, чтобы признать – или слишком глупое, чтобы осознавать, – во что они вляпались. За первые несколько недель, когда обещанная защита испарилась вместе со смертью Келлума, случился массовый исход. Тогда через Линию каждый день проходили сотни людей – среди них были и Джексон с Рез.
Но некоторые предпочли остаться, запереться в домах, затаиться и ждать, что к ним придет помощь.