Наша борьба. 1968 год: оглядываясь с недоумением

Чем дольше я занимаюсь Россией, тем более склоняюсь к мысли, что связи, соединяющие Россию и Германию, намного важней всего, что эти страны разделяет. Для великих немецкоязычных писателей – скажем, Райнера Мария Рильке или Стефана Цвейга – Россия была точкой отсчета и источником вдохновения; такую же роль для великих русских писателей – от Ивана Тургенева до Федора Достоевского – играла Германия. Жителям обеих стран не раз приходилось страдать от переплетения в обществе черт варварской архаики и просвещенного модерна. Очевидный интерес немецких романтиков к глубинам психики перекликается с представлениями о великой русской душе. Многие научные и культурные достижения человечества стали возможны благодаря взаимообмену между нашими странами. С другой стороны, и немецкое, и российское государство часто внушали

Прискорбным образом связывает нас самая жестокая война XX века, которую в 1941 году принесла в Россию нацистская диктатура. Никогда еще история не знала такого количества жертв – как солдат, убитых в бою, так и гражданских лиц, уничтоженных на территории Польши и республик бывшего Советского Союза. Начиная с моего первого посещения СССР в 1966 году, когда я возглавлял делегацию молодых демократов, входивших в молодежную организацию СвДП, я все время – и тогда, и в наши дни – удивлялся тому, что не слышу в России высказываний, свидетельствующих о неприязни к немцам. В последние годы вместе с представителями Фонда Фридриха Наумана я посетил многие регионы России – от северо-запада страны (Санкт-Петербург) до Сибири (Иркутск), от Урала (Екатеринбург) до Москвы, – и не раз обсуждал с местными жителями процесс утверждения гражданских прав и прав человека.

В ходе этих бесед мне стало ясно, что лучше всего мы можем научиться чему-то друг у друга, когда отказываемся смотреть на собеседников сквозь привычные очки и делаем предметом обсуждения собственный опыт, почерпнутый из знакомой нам реальности. Русский перевод моей вышедшей третьим изданием книги «Спасти права граждан. Свобода или безопасность: полемические заметки», посвященной утверждению гражданских прав и прав человека в Германии, служил во время встреч с жителями России отправным пунктом для захватывающих дискуссий.

Поэтому я, как и Фонд Фридриха Наумана, рад появлению книги, которая описывает и интерпретирует опыт событий 1968 года в Германии, – она также должна содействовать германо-российскому диалогу.

Разумеется, с точки зрения России 1968 год ознаменован прежде всего подавлением демократического протеста в Праге: эти события для нее более важны, чем происходившее в то время в Берлине. Надо, однако, помнить, что в сегодняшней России есть такая же нетерпеливая молодежь, стремящаяся как можно скорей положить конец коррупции и авторитарным тенденциям в собственном государстве. Может быть, критический взгляд на немецкое студенческое движение 1968 года поможет ей понять, какие идеи способствуют построению открытого общества, и отделить эти идеи от тех, что могут воспроизвести на новом уровне авторитарный дух ее предполагаемых противников?

Диалог, как демократия, существует прежде всего благодаря открытой дискуссии. Лишь в том случае, когда люди постоянно отстаивают гражданские права и права человека, когда им удается спорить и обсуждать проблемы в публичном пространстве, можно избежать конфликтов, неизбежно возникающих в любом обществе. Мы в Германии считаем 1968 год моментом кристаллизации общественно-политических конфликтов и дискуссии о выборе направления, которая в основном определила развитие демократии в нашей стране в последующие десятилетия. Сегодня мы все едины во мнении, что в период после 1968 года Германия стала более либеральной и демократичной страной. Однако до сих пор у нас идут споры о том, какую роль в этом играли тогдашние наиболее яркие революционеры.

Писатель и журналист Гётц Али внес в эти дебаты важный вклад. Он и раньше, публикуя сочинения, посвященные ужасам национал-социализма, и регулярные колонки в Tageszeitung, ставил перед немцами зеркало, в котором с беспощадной отчетливостью демонстрировал их подлинный облик. Хотя в последнее время у нас укрепили свое положение немногочисленные общественные группы, испытывающие под влиянием государственнических националистических идей симпатии к нацистскому периоду, чрезвычайно позитивным является то обстоятельство, что в сегодняшней Германии подведена черта под нацистским варварством и дана критическая оценка ответственности, которую несет за случившееся каждый элемент социума, каждая профессиональная группа, каждое предприятие и каждое общественное объединение. В 1950—60-х годах дело обстояло далеко не так. В моей собственной партии (СвДП) мы очень долго боролись со старыми нацистскими структурами, которые пытались продлить свое существование. Негодование молодежи в те годы отчасти было направлено против молчания военного поколения, которое, хотя и принимало участие в строительстве новой жизни и новой страны, не хотело прояснить собственную роль в становлении тоталитарного государства.

Гётц Али был одним из этих «юных дикарей», желавших пролить свет на непроработанное прошлое и, обнажая загнанный внутрь конфликт, попытаться изменить положение дел. В книге «Наша борьба. 1968 год: Оглядываясь с недоумением» он подвергает самокритичному анализу собственный тогдашний опыт, безжалостно выявляя в нем черты тоталитарного мышления и поведения. Али пытается показать, что в деятельности студентов 1968 года можно проследить преемственную линию, имеющую антидемократические и тоталитарные истоки. Несмотря на их восстание против консерватизма и замалчиваемого национал-социализма поколения родителей, он усматривает в этих молодых людях более тесную связь с их противниками, чем согласились бы признать они сами. С точки зрения Али, либерализация общественной жизни в Германии была в первую очередь следствием взвешенной политики старшего поколения, а не революционных притязаний молодежи.

Он одобрительно отзывается, в частности, о Ральфе Дарендорфе: этот ученый, вызывающий у меня восхищение, в 1968 году во Фрайбурге дискутировал на крыше автобуса, стоявшего в паркинге перед зданием, где проходил федеральный съезд СвДП, с предводителем студенческого движения Руди Дучке. Беседа Дарендорфа и Дучке, либерального профессора социологии и марксистского активиста, отчасти иллюстрирует тезис, выдвинутый Гётцем Али. С одной стороны – продуманная аргументация реформатора, с другой – эмоциональные требования революционных перемен, высказанные более молодым участником дискуссии. Впрочем, в этом образе нельзя разглядеть предысторию тогдашней ситуации. Желая прояснить для старших членов партии, чем именно взбудоражена молодежь во многих германских университетах, я, возглавлявший в то время молодежную организации СвДП, пригласил Руди Дучке на съезд. Мы считали нужным устроить очную ставку либералов с этим авторитетным представителем части молодого поколения, хотя Дучке в сущности был далек от либеральных позиций. В несогласии с вьетнамской войной мы были с ним едины. Однако тогдашний либеральный истеблишмент еще не был готов к таким дебатам. Дарендорф, который настойчиво искал возможность завязать диалог и тем самым проявлял подлинную либеральность, был явным исключением. Ему, как и мне, основные требования молодежи, ее призыв к реформам и проработке прошлого, казались вполне оправданными – ведь мы тоже принадлежали к этому молодому поколению.

Сам я и сегодня оцениваю движение 1968 года более положительно, чем Гётц Али. Эту оценку я разделяю с Ральфом Дарендорфом, который в книге «Соблазны несвободы» писал: «В зеркале обратного вида 1968 год предстает модернизационным рывком – к равноправию женщин и обществу знания, к гражданским инициативам и осознанию экологических проблем, к толерантности в отношении других и заинтересованном отношении к тому, что происходит вдали от страны. Вместе с тем он стал моментом утверждения релятивизма и в этом своем качестве явил в просвещенном мире открытого общества оборотный, фундаменталистский лик Януса».

Мы, члены партий социально-либеральной коалиции, хотели сломать закостенелые структуры аденауэровской эпохи, сделать ответственность за нацистские преступления предметом гласности и модернизировать общество. Следуя традициям либерализма, мы хотели претворить нашу конституцию, опирающуюся на представления о человеческом достоинстве, в действительность, которая воплощала бы конституционные нормы. Мы ощущали ветер общественных перемен, и наши партии, подгоняемые им, приняли тогда решение о реформах, которые по сей день определяют облик Германии. Ключевым лозунгом первого заявления правительства Брандта – Шееля был: «Больше демократии!» Мы сознавали, что эти реформы наберут ход лишь в том случае, если каждое из поколений, живущих в нашей стране, будет противостоять ползучей утрате фундаментальных либеральных ценностей. В современной Германии, где нарастают расистские настроения, это по-прежнему остается самой насущной задачей. В те годы мы утвердили либеральное мышление почти во всех сферах общества – от правопорядка до образовательной политики —. Одновременно мы с большим напряжением сил, преодолевая мощное сопротивление консервативных слоев населения, инициировали новую политику в отношении ГДР и стран Восточного блока. Позже она сыграла, среди прочего, решающую роль в процессе воссоединения Германии и освобождения Восточной Европы.