Наша борьба. 1968 год: оглядываясь с недоумением
Шрифт:
В 1965 году Ульрика Майнхоф, одна из лидеров едва зачинавшегося движения новых левых, настолько огорошила своими идеями Иоахима Феста, что тот невольно вспомнил своего нацистского политрука: тогда, в 1944 году, сказал ей Фест, «он в последний раз сталкивался со столь напористой самоуверенностью в суждениях об устройстве и предназначении мира». Майнхоф осеклась было, но тут же со смехом вернулась к своему «веселому боевому настрою». И продолжала в прежнем духе. Перебив ее, Фест возразил: после стольких лет нацизма он не понимает потребности, «подталкивающей ее вести ребяческую игру в “небо-и-ад”»15, [26] .
26
Популярная в Германии детская игра. Квадратный лист бумаги складывается и раскрашивается в голубой (небо) и красный (ад) цвета таким образом, чтобы один из игроков, развернув
Спустя два года, 2 июня 1967 года, демонстрант Бенно Онезорг был застрелен полицейским, и берлинские студенты сделали огненными знаками своего протеста подожженные газеты, издаваемые концерном Шпрингера. Фест, в то время телерепортер Norddeutscher Rundfunk, комментирует это событие так: «Трагические воспоминания не тревожат членов экстремистских групп – политическое сознание этих людей чуждо понятию вины. Для них главное – устранить то, что они (опять-таки не задумываясь о возможной вине) именуют “системой”» [27] . Пусть этот факт, возможно, раздражает бывших активистов, но леворадикальное студенческое движение 1968 года во многом унаследовало черты, свойственные движению праворадикальных студентов 1926— 33 годов. Именно поэтому ниже, в одной из глав, я рассказываю о годах становления Национал-социалистического союза студентов Германии.
27
Телепередача «Итоги года» канала ARD: ARD-Jahresr"uckblick, Fernsehsendung, 29. 12. 1967; Barch, B106/103578, Sendemanuskript, S. 51.
В бывшей ФРГ поколение-68 стало первым, получившим возможность значительно продлить юность – ту часть жизни, когда человек не связан необходимостью работать и отвечать за себя и других. Противозачаточные таблетки у молодых людей были, а о СПИДе они слыхом не слыхали. Они жили в полном достатке и не подозревали, что немцы когда-нибудь могут стать желанными гастарбайтерами в Польше. Благодаря сверхплотной структуре социального страхования многим удавалось вести молодежный образ жизни вплоть до преклонных лет. Любители и любительницы незаслуженных социальных выплат, а то и страхового мошенничества – такие, скажем, как бывшая учительница, коммунистка, получившая пенсию досрочно, в возрасте 40 лет, поскольку ранее уехала преподавать в село, – долгое время оставались причисленными к леворадикальному мирку, пользуясь благодаря своей эгоистичной изворотливости общим уважением. Сегодня большинство этих людей сконфуженно молчат. После 1989 года гордиться паразитическим образом жизни стало зазорно.
Живи вольготно, живи свободно. Террор? Охотно!
В обособленном пространстве Западного Берлина 1970—80-х годов еще долго сохранялись остатки леворадикальной среды. Некоторые, особенно энергичные ее представители захватили целые дома; выдержав ради приличия несколько лет, многие устроили там собственные квартиры. Параллельно можно было использовать другие источники: основать левую ежедневную газету, существующую на деньги налогоплательщиков, или разжиться какой-нибудь государственной субсидией. Время от времени не грех было пожить на пособие по безработице, а потом – Западный Берлин был свободным городом (свободным от самых разных видов контроля), – закатиться куда-нибудь в Тоскану. Цены на недвижимость падали, субсидии из Западной Германии росли. Враг принял законы о чрезвычайном положении и «двойное решение НАТО» [28] .
28
Законы о чрезвычайном положении были приняты бундестагом в мае 1968 г. Двойное решение НАТО (1979 г.) – комплекс контрмер, вызванных установкой в Белоруссии советских ракет средней дальности.
Сидел этот враг в Бонне, которому карикатурист Герхард Зайфрид дал название «город Бонз».
Сторонники мира автоматически зачислялись левыми радикалами в сторонники сохранения статус-кво. Хельмут Коль был для них чем-то вроде зомби; Че Гевара и Ульрика (читай: Майнхоф), напротив, не умерли: их изображения стали талисманами. В Кройцберге [29] , нежно прильнув щекой к стволу воздетого автомата Калашникова, палестинская террористка Лейла Халед устремляла потупленный взор прекрасных черных глаз на двуспальную кровать, изготовленную в «альтернативной» мебельной фирмой «Holzwurm». На стенах домов красовались надписи: «Живи вольготно, живи свободно. Террор? охотно!» или «Ласково, но жестко». Возник своего рода сентиментальный сталинизм. В краткой автобиографии медленно стареющий «революццер» [30] писал: «живу и работаю в Берлине». Последний глагол можно было понимать как угодно.
29
Район Западного Берлина, населенный эмигрантами, в основном турецкими.
30
Revoluzzer – cлово, введенное в оборот Эрихом Мюзамом; ироническое обозначение «горе-революционера».
Несмотря на спад производства, зарплаты и пособия в огороженном идиллическом оазисе по-прежнему соответствовали коллективным договорам о тарифных ставках, заключенным в результате переговоров в Штутгарте, – и к ним еще добавлялись выплаты, причитавшиеся жителям фронтового города. Штат государственных служащих был раздут. Тот, кому не перепало теплое местечко, мог пристроиться в Свободный университет или в Союз поддержки прогрессивного интеллектуального и культурного достояния, – иначе говоря, на презираемые «казенные хлеба». Заметим еще, что в этом западноберлинском балагане на каждого хулиганствующего шваба, уклонявшегося от военной службы, приходилось отряжать по меньшей мере одного полицейского.
Вплоть до конца 1980-х район между перекрестком Kranzler-Eck и станцией метро Schlesisches Tor оставался местом обитания самовлюбленных бездельников [31] . Их материальное положение обеспечивалось изоляцией города от европейского мира. Отсюда стойкая антипатия, которую после 1989 года многие бывшие участники «движения» питали к представителям своего поколения и более молодым людям, прибывающим из ГДР. Восточные немцы были полной противоположностью западных сверстников: получили хорошее образование, не растратили понапрасну многих лет жизни, разве что против воли. Конечно, те, кто летом 1989 года голосовал против ГДР «ногами», добивался в Праге или Будапеште права на свободу передвижения и в итоге сокрушил железный занавес, могли иметь в виду западное благосостояние. И что же? В результате грандиозного фортеля, который выкинула история, они подарили свободу прежде всего западноберлинским членам «альтернативного» движения. Причем освобожденные, как и в 1945 году, отнюдь не радовались освободителям, пришедшим с Востока.
31
О сохранившихся осколках сообщества бунтарей Западного Берлина см. статью Сабины Фогель, во многом опирающуюся на личный опыт: Sabine Vogel, Sirenen in der Nacht. Zwanzig Jahre H"onkel: Die 750-Jahrfeier West-Berlins und der 1. Mai 1987 (Zwischen"uberschriften: Arbeitsbeschaffungsmassnahme, Von Subversion zu Subvention, "Asthetik und Kommunikation), in: Berliner Zeitung vom 1. 5. 2007.
Незваные восточные гости разрушили с трудом созданный «альтернативный» мирок. В 1980-е годы «движению» наконец удалось создать партию и сформировать в Западном Берлине красно-зеленый сенат – не в последнюю очередь для более интенсивной подпитки левых проектов из средств налогоплательщиков. В Бонне «зеленые» под предводительством Йошки Фишера и Антье Фольмер уже предвкушали свой скорый приход – совместно с Оскаром Лафонтеном, – на смену правительству Коля. И тут восточные немцы все испортили: в результате воссоединения Германии западные зеленые в 1990 году вылетели из бундестага.
Новая ситуация открывала новые возможности, и неисправимые леворадикальные умники поспешили, изменив плюс на минус, найти для себя наиболее удобное поле деятельности. Бывшим маоистам, самодеятельным уличным бойцам, а также дамам и господам, которые привыкли лентяйничать, предаваясь, в отличие от трудового народа, «политической “сиесте”», нужно было лишь вспомнить о критике, которой в свое время подвергали «советский ревизионизм» и московский «социал-империализм», – и вот они уже снова на правильной стороне. Можно начинать травлю сотрудников Штази. Поскольку сами «работники последнего часа» усвоили демократические процедуры лишь наполовину, они со всем пылом неофитов набросились на «структурных антидемократов» – «косных, изуродованных тоталитаризмом» обитателей «зоны». Вы попробуйте присмотреть себе домик в Бранденбурге – увидите, какие там дачные поселки! И при всем этом – какая неотесанность! Какая рабская манера речи!
Так, стоило одной женщине средних лет как-то представиться: «Меня зовут Лиза Шмиц, я патологоанатом из Йены», – как ее собеседницу, западную феминистку, передернуло: «Не анатом, а анатомка!». Подумать только: милая дама до сих пор не слыхала о женской эмансипации! Между прочим, Ангела Меркель тоже не в курсе. Недавно на вопрос, как долго она рассчитывает оставаться на своем посту, Меркель ответила: «Я мыслитель [32] краткосрочного плана». Тот факт, что в новых федеральных землях среди оканчивающих среднюю школу и сейчас сохраняется самая высокая, причем с заметным отрывом, доля девушек, в этой картине мира не учитывается. А ведь уже в 1960-е годы соответствующий показатель в ГДР сравнялся с долей юношей, тогда как в ФРГ примерный паритет был достигнут двадцатью годами позже.
32
Вместо «мыслительница».