Наша компания
Шрифт:
Почти каждое утро перед домом тети Луши раздавался Димкин свист. Петя незамедлительно выходил, и друзья направлялись к телятнику.
Вера Сергеевна встречала приятелей. Если те опаздывали, она укоризненно покачивала головой:
— Тут с ног сбилась, а помощников нет. Где это вы всё гуляете?
— Мы не гуляем. Это я задержался, — отвечал Димка. — Гарбузовую кашу ел.
— А я уже беспокоюсь — пропали помощники!
Димка и Петя надевали клеенчатые фартуки, брали чистые эмалированные ведра с молоком или пахтой и шли поить телят.
Пете нравилось выкрикивать их по именам:
—
И Мальчик поднимал голову и бежал на зов.
Петя протягивал ему ведро с молоком. В другой руке у Пети был прутик. Он отгонял прутиком остальных телят, которым не терпелось поскорее получить свою порцию молока.
Выпьет Мальчик молоко и не вытаскивает из ведра морду — еще пить хочет. Петя с трудом у него ведро отнимает и зовет уже следующего теленка:
— Ландышка! Ландышка!
Раз в неделю Вера Сергеевна задавала телятам баню. Телят купали с мылом в большой лоханке. Петя и Димка тоже принимали в этом участие.
Телята вели себя беспокойно. Они мычали, ударяли хвостами по воде или падали на бок со своих слабых ног.
Петя держал телятам передние ноги, Димка — задние, а Вера Сергеевна терла их щеткой. Иногда телята вырывались, и тогда ребята чуть не сталкивались над лоханкой лбами. Димка, красный от натуги и весь мокрый, сердито кричал на Петю:
— Это ты выпустил! Ты!
— Нет, ты! — возмущался Петя, тоже весь красный и мокрый. — Я только ногу одну отпустил, когда у меня нос зачесался.
На каждого теленка у Веры Сергеевны была заведена особая карточка, куда она вписывала возраст теленка, его вес, рост, аппетит.
Однажды Вера Сергеевна взвешивала Димкиного Каштана. Димка присел потихоньку на край весов, чтобы Каштан был потяжелее — может, его тогда как рекордиста пошлют на сельскохозяйственную выставку.
Вера Сергеевна сделала вид, что ничего не замечает.
— Какой породистый бычок растет! — приговаривала она, медленно передвигая гирьку по железной линейке весов. — Какой упитанный, маститый... Подрастет и быть ему в стаде вожаком.
«А чего ж она про выставку ничего не говорит?» — думал Димка и еще сильнее нажимал на весы.
— Да что такое! — притворно удивлялась Вера Сергеевна, все переставляя с деления на деление гирьку. — Ну и важный бычок, прямо уже настоящий бугай. Поговорить, что ли, с председателем колхоза да на выставку в Москву его послать?
«Ага, — обрадованно подумал Димка, — то-то!» И от радости не выдержал и привскочил с весов.
Весы тут же сбились с уровня.
— Ах, вот оно что... — сказала Вера Сергеевна. — Оказывается, бычок и его хозяин взвешивались вместе?
Димка смущенно заморгал.
— Придется теперь бычка отдельно взвесить. Ну-ка! — И она опять задвигала гирькой весов. — Да-a... Каштан заметно похудел. Конечно, он ведь не ест гарбузовую кашу...
Особенно было интересно, когда Вера Сергеевна выпускала телят в большой загон и начиналась самая удивительная и увлекательная игра на свете.
Димка и Петя с грозным мычаньем гонялись за телятами и бодали их. Димка называл это «дрессировкой». Надо же было в телятах воспитывать волю и бесстрашие. Но телята, поджав хвосты, в страхе приседали и пятились от Димки и Пети; в особенности их
На шум обычно прибегала Вера Сергеевна и делала дрессировщикам выговор, чтобы они чрезмерно не увлекались.
Утомившись, телята ложились отдыхать. Ложились отдыхать и Петя с Димкой.
Потом телята шли обедать. Шли обедать и Петя с Димкой.
* * *
Тамара лежала под деревом в саду и сочиняла домой письмо.
Было жарко, гудели пчелы. Изредка снизу, со ставков, тянуло ветерком, и тогда в спелых головках мака перекатывались зернышки.
На кустах акации лопались от зноя стручки и выбрасывали на землю семена.
Мимо сада по горячей от солнца дороге беспрерывно курсировали грузовики: в одну сторону они ехали пустые, а в другую — с мешками пшеницы. На мешках сидели люди в расшитых рубашках, в сарафанах, в цветных шелковых платьях и пели.
Грузовик проезжал, а песня, затихая, долго еще звучала над просторными, уже скошенными полями.
Тамара в письме писала:
«Здравствуйте, мамочка и папа!
Живем мы дружно. Шелкопряды уже вьют коконы. До чего ж это интересно! Сначала они плетут себе маленький гамак, а потом делают крышу. Весь день в питомнике стоит шорох от их работы. Я несколько коконов привезу в Москву, к нам в школу.
Вчера наше звено окапывало молоденькие акации и дубки, из которых скоро вырастет в поле лес.
На дубках по шесть-семь листиков. Тоже очень интересно — таких дубков я никогда раньше не видела. В колхозе этот лес называют пионерским, потому что его выращивают пионеры.
Мама, у тети Луши столько в саду яблок, слив и подсолнухов, что надоело их есть.
Я хожу босиком, загорела.
По соседству с нами живет собака Варяг. Вечером Варяга спускают с цепи, и он прибегает к нам в сад гулять. Я его никогда не видела днем, а всегда только вечером, когда уже совсем темно. Так что ничего не могу написать про него подробно, как он выглядит, потому что не знаю.
А Петух научил всех телят бодаться, и его хотят выгнать из колхоза. Димка Петуха научил свистеть. Вначале Петух очень сипел, а сейчас получается хорошо. Еще Петух заимел преогромную соломенную шляпу и разгуливает в ней, как гриб маслюк».
Тамара перевернулась на спину, прикусила кончик карандаша и стала глядеть в небо сквозь листья дерева.
Сколько еще надо было написать маме и папе о таком интересном, о таком волнующем, никогда прежде не виданном и не испытанном! И о том, как была в инкубаторе, и как ездила с Геной на самоходном комбайне, и как работала у молотилки — зерна попадали даже в волосы, и дома приходилось потом их вычесывать, — и как собирала в огороде помидоры, и о том, как с Нюрой на школьном празднике в красных сапожках-сафьянцах плясала гопачка: