Наша Маша (Книга для родителей)
Шрифт:
Провели в лесу часа три с половиной. Устраивали привал, завтракали, ели хлеб, сыр, помидоры.
* * *
Перед ужином зашла ко мне. Теперь, когда у нас гости, это бывает не часто.
Не помню, в связи с чем, стал считать ее пальцы:
— Один, два, три, четыре, пять...
— Нет,— говорит,— не пять, а три.
— Пять!
— Нет, три!!!
Пришла мама, сказала, что пора спать. И я тоже говорю:
— Да, да, спать, спать, Маша!
И вдруг заревела.
— Не хач-чу!!!
А через пять минут, когда мама разоблачала
— Мамочка, я спать хочу! Я очень хочу спать.
26.8.60.
Вчера вечером уехал дядя Игорь.
Сегодня прохладный, грустноватый осенний день. Небо в серо-лиловых облаках. Солнце пробивается изредка. Грустновато гудит где-то очень высоко самолет: то провалится, то вынырнет. Покаркивают вороны.
Машка играет с двумя тетями Ирами на куче песка у недорытого колодца.
Обе тети сегодня собираются в Питер.
28.8.60.
В лес вчера не ходили. Папа и Маша ездили в Лугу; папе нужно было на почту, а Маше он обещал съездить с нею на рынок. Попали туда поздно, однако оба получили удовольствие. Очень уж хорошо пахнет в это время года и в такую прохладную, осенне-летнюю или раннеосеннюю погоду рынок. Виноград, яблоки, сливы, овощи, грибы, сено, конский навоз— все это смешивается в такую прелестную “гамму”, и все это не стоит на месте, а бродит, колышется, вливается в тебя вместе с другими запахами осени— прелым листом, дымом.
* * *
Спала Машка после обеда, без преувеличения, как убитая. Будил ее минут двадцать, щекотал, сажал, ставил на ноги, она падала бессловесным тючком на подушку и продолжала спать. Больше трех часов спала, а если бы не разбудил— спала бы и еще...
...На рынке мы купили китайских яблочек, репы, ревеня, редиски (оба мы ее очень любим!), салата и прочее. Репу Машка в этом году ест впервые и ест с удовольствием.
* * *
Когда садились ужинать, появились две Машины подруги— Оля и Таня. Мама усадила их пить чай с вареньем. Я уходил на родник за водой и не слышал, но мама говорит, что между девочками шел очень смешной разговор. Семилетняя Таня поступает нынче в английскую школу. Ездила в Ленинград, держала вступительные испытания.
— Учительница мне сказала: “бест”. Я, правда, не знаю, что такое “бест”... Но зато я знаю по-английски “гуд бай”, “гуд мони”...
Машка этого бахвальства не выдержала:
— А я знаю по-грузински: “Генацвале, иди ко мне!”
29.8.60.
Дачная хозяйка купила и оставила нам на откорм четырех цыплят. Ежедневно— после завтрака, обеда и ужина— мы ходим с Машей кормить их. Конечно, для нее это большая радость.
Закрывая на ключ сарайчик, где помещаются цыплята, я объяснил, зачем это делают (ответил на ее вопрос: “А зачем ты закрываешь?”):
— Кошка может залезть или даже лиса.
— Ой, я боюсь!
— А чего тебе бояться?
— А девочек она ест?
* * *
Все эти дни приходит к Маше, играет с ней восьмилетняя Оля, внучка нашей молочницы. Играли они вчера в больницу, в сестер и докторов. В конце концов девочки поссорились и Оля ушла.
Мама спрашивает у Маши:
— Почему Оля ушла?
— Мы поссорились.
— Из-за чего же вы поссорились?
— Из-за чего?
Морщит лобик, задумывается. Всегда это меня умиляет: что делается там, за этой смуглой кожицей, за этой тонкой косточкой? Никогда, насколько я помню, не было, чтобы она ответила: “Не знаю”.
Но тут пауза затягивается, и мне приходится повторить вопрос:
— Из-за чего же вы,— я говорю,— поссорились?
— А я сама не знаю.
Я вышел в сад, вижу— Машка играет одна. Издали кричит мне:
— У меня больница здесь!
Подхожу, вижу— режет себе палкой руку.
— Ты что делаешь?
— Я ободрацию делаю.
* * *
День тихий, даже благостно тихий. Тепло. Но небо серое, осеннее.
А у нас захворала мамочка. Еще вчера, в Луге, кашляла и чихала.
А сегодня проснулась совсем больная. И все-таки готовила нам завтрак, хотела заниматься с Машей гимнастикой, но не была к этому допущена.
30.8.60.
Мама все еще хворает.
Машка спит рядом с ней в своей деревянной кроватке. Я объяснил ей, что мамочка больна, что можно от нее заразиться и чтобы она не лезла к ней целоваться.
Расстроилась.
— А ты ей ручку декалоном потри, чтобы я могла полуцевать ее.
Некоторые слова до сих пор не может научиться произносить правильно. (“Галавлю” вместо “говорю”, “луцевать” вместо “целовать” и так далее.)
День был кисленький, но до вечера серьезного дождя не было.
Приходили две Тани— маленькая и большая,— принесли ежа. Машка его гладила. Потом вынесли ежа в лес и отпустили. Он долго сидел, не двигался, потом решился и побежал.
С девочками занимался акробатикой и гимнастикой, потом сидели на полянке, рассказывали сказки.
В лес не ходили.
Топил плиту, Машка мне помогала.
Вечером и всю ночь шел дождь.
31.8.60.
Ездили в Лугу. Были в аптеке, я поднял Машку над прилавком, она с интересом смотрела, как тетя в белом халате выписывала квитанцию, щелкала на счетах. Я подумал, что позже Машка непременно будет играть в аптеку. Так оно и случилось. Перед обедом выхожу в сад:
— Ты что делаешь?
— Я в аптеку играю. Приходи лекарство покупать.
Поиграл немножко. Покупал горчичники, йод, клизму, витамины...
Из аптеки прошли (вчера, а не сегодня, не по-нарошному, а по-настоящему) на рынок, покупали виноград, груши, редис, ревень и прочее.
Для Машки самое интересное в этом путешествии— не на рынке, не в городе, не в магазинах, а по пути к автобусу или от автобуса, когда мы идем по узенькой тропиночке картофельным полем. На этой тропинке попадаются теперь, когда идет уборка картофеля, малюсенькие, иногда величиной с горошину, картошечки... А в леске, по пути к автобусу, мы нашли вчера настоящий белый гриб. Да, первый за весь месяц! И в таком проходном месте!