Наша Маша (Книга для родителей)
Шрифт:
Домой вернулись в восьмом часу.
А часов в десять милиционер привел Толю. Оказывается, Валя напилась “с каким-то дядькой” в парке Победы и ее забрали в милицию. Толя был с нею, его тоже забрали. На вопрос, где он живет, парень постеснялся сказать “в интернате”, сказал: “у писателя Пантелеева”.
От милиционера мы узнали, что Валю будут судить, что она лишь недавно вернулась из заключения (сидела тоже за пьянку) и не имеет права жить в Ленинграде. И что у нее уже давно отобрали
Толю накормили, и он сразу же сел играть с Машей. Но руки у него дрожали; я чувствовал, что ему не до игры, что играет он только из вежливости и чтобы занять себя чем-нибудь.
Утром сегодня милиционер привел тетю Валю. Она взяла свои вещи— сумочку, паспорт, папиросы... На наши вопросы почти не отвечала, говорила грубо.
Для Машки это все— живая и довольно страшная иллюстрация к истории мальчика Петьки Валета.
Вчера вечером, когда мама ездила с Толей к Валиной сестре, Машка легла спать, но долго не могла уснуть. Вдруг я услышал громкий плач. Прибегаю:
— Что с тобой? Машутка!
— Ничего, ничего... Папочка, миленький, посиди со мной.
— Надо спать, Маша!
— Посиди немножечко! Очень тебя прошу! Спой мне.
— Ну вот. Зачем еще? Я не умею.
— Умеешь. Ты же всегда... ты же иногда поешь, когда я днем сплю.
Стал похаживать по комнате и напевать:
В няньки я тебе взяла
Месяц, солнце и орла
Через минуту Машка уже храпела.
О Толе не было сказано ни слова, но я не сомневаюсь, что плакала она из жалости и из страха за него...
Сегодня утром вскочила— и босиком в столовую. Думала, что там лежит Толя. А Толи нет. Рано утром приехала его тетка, повела Толю в интернат. Она одна “правомочна” это сделать, так как ей передана опека над мальчиком.
10.10.61.
Утром звонила женщина-следователь. Вызывает Элико на два часа сегодня к себе.
Мама повесила трубку, видит— у Машки испуганное, бледное, совершенно несчастное лицо.
— Тебе что, звонили насчет тети Вали?
— Да. Меня вызывают.
— Куда? В милицию?
— Да. К следователю.
— Будут спрашивать, пила ли она? Да?
— Наверно, да.
Нахмурилась, смотрит в пол.
— А ты, знаешь... Ты скажи— не пила.
— Как же можно, Маша, неправду говорить?
Не знаю, подумала ли Машка: “Иногда можно... когда кого-нибудь спасаешь”— но что почувствовала она это и поняла, в этом я уверен.
— Тогда ты молчи и не отвечай... Ничего не говори.
— Ну, это, пожалуй, тоже нехорошо. Как же можно не отвечать?
Опять долго смотрит в угол, в пол. И вдруг радостно:
— Придумала! Ты знаешь что скажи? Скажи, что она лимонад
* * *
Вчера утром и вечером занимались по двадцать минут азбукой и арифметикой.
11.10.61.
Опять Машка не могла дождаться, когда проснется отец. Занимаюсь с ней теперь рано утром, до работы.
Играли в школу, Машка была одной из учениц, остальные были воображаемые. Среди них: Надя Симпатулина, Володя Иванов, Гога Гогоберидзе...
Маша, когда разыграется, видит этих своих однокашников-невидимок. Краснеет, когда не может ответить, а те отвечают (я их громко, во всеуслышание хвалю).
12.10.61.
Вечером вчера читал ей “Рассказ штопальной иглы” Андерсена и два перевода Маршака— “Балладу о королевском бутерброде” и “Кота-скорняка”.
Слушает с интересом, полуоткрыв рот, но далеко не все понимает.
* * *
Утром спрашивает у мамы:
— Ты вчера сразу легла, когда я уснула?
— Нет,— говорит мама.
— А что ты делала?
— Мы с папой подумали, оделись и пошли в цирк.
— Ка-ак?! У вас же билетов не было!
— А я еще утром купила.
Подумала и говорит:
— Во-первых, ты хитричка. А во-вторых, ты глупышка. Я же понимаю, меня не обманешь... Вы меня одну не оставите!..
14.10.61.
Начал заниматься с Машкой немецким. Собственно, начал уже давно. А теперь стали заниматься регулярно. Слов сто— сто пятьдесят она знает. Но говорить, конечно, не говорит. А сегодня ночью, часа в три, я прихожу к ней. Вижу— сидит, проснулась и бормочет:
— WeiBe Pilz.
— Что?— удивился я.
А она еще больше удивляется и говорит:
— Ты разве не говорил мне: “Маша, скажи драгоценное слово”?
Сны у нее причудливые, прихотливые...
* * *
Сочиняет книгу. Называется книга “Наташа в Африке. Том второй”.
Мама сердится:
— Маша, ты опять пишешь! Папа же тебе не позволяет писать...
— Почему?
— Потому, что ты пишешь с ошибками. И так всю жизнь будешь писать. Лучше напиши не книгу, а два или три слова, но без ошибок.
Машка продолжает писать.
— Ты слышишь, что я тебе сказала?!
— Ну, скажи мне, пожалуйста,— спокойно говорит Машка,— где это видано, чтобы на писательницу кричали?! А ты что— писательница? Почему ты меня учишь? Ты разве писательница? Да? Покажи мне твои книги!..
* * *
Стремление найти и ввести в язык недостающий ему глагол.
Говорит про своих “дочек”:
— Они у меня по утрам гимнастничают.
В немецком языке такой глагол есть: turnen.
15.10.61.