Наша Маша (Книга для родителей)
Шрифт:
24.10.61.
Ехала вчера с мамой в автобусе мимо Летнего сада— и громко, на весь автобус:
— Это что— Металлический сад?
Все засмеялись. А мама огорчилась.
— Что ты глупости говоришь? Ты же хорошо знаешь, что это— Летний сад.
— А где Металлический? Папа же говорил: если будет хорошая погода, мы пойдем...
И тут только мама поняла, что Металлический— это Ботанический.
* * *
Идем Марсовым полем. Молчим. И вдруг Маша спрашивает:
—
Очень обрадовалась, когда узнала, что бывают.
За час до этого встретили китайца и китаянку— студентов. Вероятно, вспомнила и подумала: почему же всегда взрослые китайцы? А где же дети, мальчики и девочки?
25.10.61.
Папа исполнил обещание. Водил Машу в Ботанический.
Часа два бродили по осеннему саду. Собирали цветы— куриную слепоту. Искали шишки под странными, не известными ни Машке, ни мне хвойными деревьями (пинии, что ли?)...
Было уже поздно, я сказал Маше, что, наверное, сад уже закрылся, а если так, то нам, наверно, придется ночевать в саду. Выкопаем ямку, сделаем шалашик— и будем спать прямо на земле...
Она не испугалась, даже обрадовалась. Вероятно, я с аппетитом рисовал эту картину: шалашик, ямка (а не шалаш, яма). Не испугал ее даже холод, от которого она ежилась и сейчас, в шестом часу дня. Даже о маме, о том, как та будет беспокоиться, она не подумала.
Но калитка оказалась открытой, и мы пошли ночевать домой.
* * *
В Ботаническом саду была опьянена воздухом, тишиной, безлюдьем.
— Это лес? Папочка, это все-таки лес? А может быть, там, дальше, лес? Может быть, тут грибы есть?
Все время находилась в состоянии экстаза.
— Мы придем домой такие веселенькие! Да? Потому что шишечки нашли...
* * *
Эту ее вышеприведенную фразу я там же, в саду, записал на клочке бумаги. Машка уже понимает (поняла), что я записываю ее интересные словечки и речения.
— Записал?— говорит.— Пиши дальше...
И что-то мне диктует. Кажется: “Придем домой веселенькие...”
Я вспыхнул, даже рассердился.
— Ты что же— думаешь, что я каждое твое слово записываю?
Это ужасно, если она будет “играть на публику”. Надо ловчее маскироваться. Делать, например, в ее присутствии записи не только после ее “высказываний”.
* * *
Утром мама нашла в холодильнике банку из-под сгущенного какао. Наскребла несколько ложек, заварила и пьет.
Машка видела и спрашивает:
— А мне?
— Детям нельзя. Это какао очень давно стояло и, может быть, испортилось. Невкусно и вредно.
— Да? Невкусно? А почему же ты его пьешь, бедная мамочка?
Мама говорит, что в этих словах было столько иронии, что она не выдержала и громко рассмеялась.
— Тебе смешно, а мне плакать хочется,— сказала
27.10.61.
Увлечение азбукой переходит всякие границы, и есть в этом даже что-то странное. Разве ей так уж хочется научиться поскорее читать? Нет, думаю, что не это заставляет ее просить: “Еще! Еще немножечко!” Самый процесс урока? Игра? Может быть. Но почему именно эта игра? Почему “хочу азбуку”, а не “хочу аптеку”, или “хочу магазин”, или “хочу автобус”?
Вечером она тянется к тетрадке и книге (и вообще ко мне) по причинам понятным: не хочется ложиться спать! Но ведь это начинается с самого раннего утра. Не успел я позавтракать и уже слышу:
— Папочка, азбукой будем заниматься?
* * *
Очень любит спускаться вместе со мной вниз к почтовым ящикам— за газетами. Сама и ящик пробует открывать, сама спускает лифт, сама открывает дверку, сама нажимает пусковую кнопку...
Сегодня мама причесывает ее в столовой, а я открыл в прихожей ящик и шарю там, ищу ключ.
Испуганный Машкин голос:
— Ой, ой, папа идет за газетами!
И совсем уж жалобным голоском:
— Папочка, и я с тобой! Подожди!
Через минуту появляется с Лёвкой в руках (Лёвка— это ее любимый сын, пластмассовый львенок ядовито-желтого цвета).
Я говорю:
— А зачем ты Лёву взяла? Оставь.
— Он очень хочет. Он любит такие фокусы всякие.
— Значит,— говорю,— весь в маму. Ну что ж, возьми его.
28.10.61.
Элико ходила к зубному врачу. Мы с Машкой ждали ее в сквере у памятника Пушкину.
На соседней скамейке сидела молодая немка с трехлетней девочкой.
Наученная мной, Машка побежала, спросила у девочки:
— Wie heiBt du?
Прибегает обратно.
— Ну что?
— Не знаю. Сказала что-то непонятное.
Оказалось, что девочку зовут совсем просто: Рут.
В некотором отдалении мальчик и девочка лет по шести-семи строили что-то из песка. Я послал Машу:
— Пойди спроси, что они делают.
Вспыхнула:
— А если прогонят?
— Не прогонят.
Сбегала, спросила. Возвращается невеселая.
— Ну что?
— Не понимаю. Я спросила: “Что вы делаете?” А они говорят— какая-то “нормальная крепость”.
29.10.61.
Была в “школе”. Конечно, это очень интересная школа. Боюсь, как бы я не посеял в своей дочке излишние иллюзии. Хорошо, конечно, если она будет стремиться в школу, но плохо, если школа будет очень уж отличаться от той, в которую Машка ходила пяти лет от роду.
Собственно, мы делаем все, что делают в настоящей школе. Каждый день у нас новый дежурный. На уроках дети поднимают руки, когда им надо выйти и когда учительница спрашивает: “Кто может ответить мне на этот вопрос?”