Наша светлость
Шрифт:
– Урфин, не стесняйтесь. Чувствуйте себя, как дома...
– Хендриксон говорит это, не открывая глаз. Сейчас он похож на мертвеца, но Кайя не сомневался, что, когда придет время, лорд-палач с честью исполнит возложенный на него долг.
– Надеюсь, ваша супруга отдыхает?
– Спит.
– Хорошо... постарайтесь вернуться к ее пробуждению. Или, быть может, леди Изольда изъявит желание навестить девушку. Это место... плохо сказывается на людях, особенно столь чувствительных.
– По закону члены семьи могут разделять все тяготы заключения...
– к Хендриксону постепенно возвращались силы. Его кожа розовела, дыхание выравнивалось. Еще немного и травы скроют болезнь до следующего приступа.
– Дункан не станет вмешиваться, пока будет уверен, что контролирует ситуацию. Он будет следить за всеми, кто входит и выходит из Башни. Благо, сбежать отсюда невозможно...
Один подъемник. Одна лестница. И выход лишь на крышу.
– Да и как бежать, если ринутся стаей по следу. Будете до скончания дней по дорогам колесить, без дома и приюта, точно цыгане...
Урфин присел в свободное кресло и, подперев кулаком подбородок, уставился на Хендриксона. А тот говорил неторопливо, взвешивая каждое произнесенное слово.
– ...дикий, кстати, народ. Беззаконный. Контрабанду возят... всякую... честных людей под суд подводят. А уж на ярмарках чего творят! Вы когда-нибудь видели, как цыгане коня продают?
Кайя надеялся, что Урфин все правильно понял, потому что сказанное нельзя было сформулировать иначе: цыганские кони не были напрямую связаны с убийством де Монфора.
Часом позже, в подземелье Магнуса - слишком своевременен был его отъезд, чтобы Кайя поверил в такое совпадение - состоится другой разговор.
– Ты понимаешь, что за тобой будут следить? За каждым шагом. За каждым словом. Малейший повод и мне придется тебя запереть.
Урфин и так чувствовал себя запертым. Он молча кружил по комнате, не отрывая взгляд от полированной поверхности стола. Кайя очень надеялся, что выдержки хватит, чтобы выслушать до конца.
– Будет суд. И будет казнь. Иначе не выйдет. Отправишься в ссылку. В Ласточкино гнездо. Отсутствовать будешь недолго. Вернешься к весне... нехорошее время. Многие старые люди болеют. Есть надежда, что к лету состав Совета претерпит некоторые изменения.
Кивок и вопросительный взгляд: верно ли понято сказанное.
Верно.
Не Кайя первым переступил границу законной войны.
– Сначала навести Изольду. У нее есть предмет, хранение которого незаконно. Ты Дознаватель. Изыми. Уничтожь.
– Сколько времени у меня в запасе?
– Урфин почти успокоился. Теперь он знал, что делать. И оставалось надеяться, что выдержки хватит.
– Две недели плюс-минус пару дней.
– Кайя, - кулаки Урфина упираются в стол, точно он желает проломить полированное дерево.
– В списке осталось два имени. Лоу или Ингрид.
Женщины?
– Не удивляйся. Поверь, женщины тоже умеют играть в политику. И если уж ненавидят, то от души. Они обе умны. И достаточно хладнокровны. Обе не ограничены в средствах.
Но женщины!
– За последние годы Лоу приумножила состояние Кормаков. А Ингрид - собственное. И обе - за счет торговли с Хаотом. Значит, имели потенциальную возможность нанять посредника. И вызвать мага.
– Который исчез.
– Не исчез, - Урфин покачал головой.
– Залег. Он рядом где-то. Ждет. И это он помог мне. Наверняка, в чужой игре я нужен живым. Вопрос лишь в том, насколько Кормак в этой игре.
– Доказательства?
Вопрос лишенный смысла. Доказательств нет и не будет.
– Войну на два фронта мы не потянем, - при ином раскладе Кайя, возможно, рискнул бы, но Кормак внимателен, Тень - умен или, вернее будет сказать, умна, а цена ошибки неприемлемо высока.
– Пусть присматривают. Если тебя планировали отвлечь, то дай понять, что это получилось.
Урфину не придется притворяться. У них и вправду получилось.
В охоте на ведьм главное - указать всем ведьму. И стая ринется по следу. Ату, ее, ату...
По закону.
По праву сильного.
Потому, что есть возможность сделать больно тому, кто долго раздражал. И не важно, какой ценой. Кто из них вообще думал о цене?
Не знаю.
Порой мне начинало казаться, что я нахожусь на дне песчаной ямы, пытаюсь выбраться, кричу, а люди, стоящие на краю, лишь наблюдают, гадая, выйдет или нет.
В этой ловушке места хватит всем.
Урфину, чья улыбка день ото дня становится все более безумной. И ясно без слов, что он будет драться до последнего, не важно, с кем. Он у черты, и переступит ее, не задумываясь.
А за чертой - чума, которая не различает правых и виноватых. Всех заберет - и обвиняющих, и сочувствующих, и просто мучимых любопытством, отстраненных. Будут спрашивать - за что? За все, наверное. И странно, что люди не понимают этого. Или понимают, но по привычке верят, что Кайя защитит?
Он попытается. Наверное. Ему тоже хватило места на дне моей ямы. Кайя сжигает в камине тряпки, пропитанные черной кровью. Сначала он пытался скрыть от меня, что делает, но понял - бесполезно. Я слышу эхо и этого боя. Вижу, что с ним происходит. И не могу остановить.