Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка
Шрифт:
Проходили месяцы, а дело продолжало оставаться в центре внимания, поскольку другие священнослужители, следуя примеру Бичера, высказывали свое мнение, и все значимые фигуры Нью-Йорка чувствовали себя обязанными занять определенную позицию. По мере осуществления планов проведения «массового митинга протеста» на Юнион-сквер против судьи Хилтона, по мере нарастания неприязни, когда друзья настраивались друг против друга по этому поводу, под истошные крики «жидоненавистник!» и «жидолюб!», под антисемитские граффити на стенах, Джозеф Селигман, которому уже было около шестидесяти лет, все больше возмущался тем, какое осиное гнездо ненависти он разворошил. В частном порядке он стал просить, чтобы об этом забыли. Наконец он обратился к Уильяму Каллену Брайанту, который, заявив, что этот инцидент уже был прокомментирован «из уст каждого в общественных местах», разумно
Но бойкот магазина А. Т. Стюарта продолжался и во многом повлиял на его окончательный крах и продажу Джону Уонамейкеру.
Джозеф постарался забыть об этом. В последующие месяцы он отказывался говорить об этом.
Дело Селигмана-Хилтона стало первым получившим широкую огласку случаем антисемитизма в Америке. Но вместо того, чтобы погасить антисемитские настроения, оно их разожгло. Указав на него, Джозеф придал ему конкретность. Он не решил проблему. Он лишь обозначил ее. Теперь намечались линии сражения. Политика Grand Union дала другим отелям и клубам прецедент, и антисемитизм на курортах Адирондака быстро стал совершенно откровенным: отели смело объявляли: «Евреям не обращаться» и «Евреи будут тщетно стучать, чтобы их приняли». В Лейк-Плэсиде Мелвилл Л. К. Дьюи построил крупнейший в этом районе клуб Lake Placid Club, членами которого, по словам Дьюи, должны были стать «лучшие в стране», а именно:
Ни один человек не будет принят в качестве члена или гостя, против которого есть физические, моральные, социальные или расовые возражения, или который был бы нежелателен даже для небольшого меньшинства. Это исключает абсолютно всех потребителей, или, скорее, инвалидов, чье присутствие может повредить здоровью или изменить свободу или удовольствия других» [Дьюи сам пришел в организацию. (Сам Дьюи приехал в горы из-за сенной лихорадки, а его жена страдала от «розового насморка», но, видимо, их чихание было допустимо). Это неизменное правило соблюдается неукоснительно; исключения для евреев или других лиц, даже с необычными личными качествами, признаны нецелесообразными» [23] .
23
План сработал настолько хорошо, что уже через два года доллар впервые с 1861 г. котировался по номиналу.
Другие курорты Адирондака, чтобы завершить порочный круг, стали исключительно еврейскими.
В разгар «дела Селигмана-Хилтона» Нью-Йоркская ассоциация адвокатов исключила из своих рядов еврея. Годом позже еврейских членов не допустили в братство греков в Городском колледже, чего Бернард Барух так и не смог простить.
Эта интрига не прекращалась, и открытая ею уродливая рана не заживала. Вскоре Остин Корбин, президент Лонг-Айлендской железной дороги и компании «Манхэттен-Бич», которая пыталась превратить Кони-Айленд в фешенебельный летний курорт по примеру Ньюпорта, последовал примеру судьи Хилтона и позаимствовал его язык, заявив следующее:
Мы не любим евреев как класс. Среди них есть люди с хорошим поведением, но, как правило, они оскорбляют людей, которые в основном пользуются услугами наших дорог и гостиниц, и я убежден, что нам лучше не жить с ними, чем с их обычаями».
Последующим поколениям придется жить с тем напряжением, которое вызвала эта история. Оно должно было оказать глубокое психологическое воздействие на жизнь немецких евреев в Нью-Йорке, сделав ее более оборонительной и замкнутой, более гордой, отстраненной и самодостаточной, более осторожной. С этими проблемами столкнутся дети и внуки Джозефа. Евреям и раньше отказывали в гостиницах и клубах. Они обижались на такое отношение, но, не замечая его, пытались подняться над ним. Однако теперь это стало открыто и стало фактом жизни: некоторые районы Америки были закрыты для евреев.
Это дело убило старого Джо Селигмана.
В последующие месяцы казалось, что это даже повлияло на его деловые суждения. Его брат Авраам был его экспертом по Западному побережью, но советам Авраама не всегда можно было доверять. (Именно Авраам втянул Джозефа в историю с г-ном С.Х. Бомом и фиаско с добычей полезных ископаемых в Монтане). В 1878 г. Абрахам призвал Джозефа обратить внимание на деятельность немецкого иммигранта Адольфа Сутро в Сан-Франциско, который разработал план строительства полумильного тоннеля под рудником Комсток Лод. Такой туннель, по словам Абрахама, «одновременно обеспечивает дренаж, вентиляцию и облегчает
Джозеф был категорически против и написал Абрахаму, что тоннель Сутро — это «провидческая затея, обреченная на провал», и что «для компании J. & W. Seligman & Co. как банкира, занимающегося валютными операциями, будет вредно быть известным как вкладывающий деньги в спекуляции такого рода». Но поскольку план строительства тоннеля предполагал прокладку железнодорожных путей, Джозеф быстро проникся этой идеей. Вскоре его фирма приобрела 95 000 акций тоннеля Сутро по цене около доллара за акцию, и Джозеф поздравил Авраама с его дальновидностью. «Я отдам должное брату Аврааму, что он единственный, кто выдержал все испытания своей затеи», — с гордостью писал Джозеф. Но к моменту завершения строительства туннеля в 1879 г. было уже слишком поздно, чтобы оказать какую-либо помощь сокращающемуся месторождению Comstock Lode. Сам Сутро, более дальновидный, чем кто-либо другой, продал свою долю в туннеле с большой прибылью. Но Селигманы держались, и акции стали ничего не стоить. Дело Селигмана-Хилтона стало первым получившим широкую огласку случаем антисемитизма в Америке. Но вместо того, чтобы погасить антисемитские настроения, оно их разожгло. Указав на него, Джозеф придал ему конкретность. Он не решил проблему. Он лишь обозначил ее. Теперь намечались линии сражения. Политика Grand Union дала другим отелям и клубам прецедент, и антисемитизм на курортах Адирондака быстро стал совершенно откровенным: отели смело объявляли: «Евреям не обращаться» и «Евреи будут тщетно стучать, чтобы их приняли». В Лейк-Плэсиде Мелвилл Л. К. Дьюи построил крупнейший в этом районе клуб Lake Placid Club, членами которого, по словам Дьюи, должны были стать «лучшие в стране», а именно:
Ни один человек не будет принят в качестве члена или гостя, против которого есть физические, моральные, социальные или расовые возражения, или который был бы нежелателен даже для небольшого меньшинства. Это исключает абсолютно всех потребителей, или, скорее, инвалидов, чье присутствие может повредить здоровью или изменить свободу или удовольствия других» [Дьюи сам пришел в организацию. (Сам Дьюи приехал в горы из-за сенной лихорадки, а его жена страдала от «розового насморка», но, видимо, их чихание было допустимо). Это неизменное правило соблюдается неукоснительно; исключения для евреев или других лиц, даже с необычными личными качествами, признаны нецелесообразными» [24] .
24
В 1965 году Р. Питер Страус, стратег предвыборной кампании сенатора Роберта Ф. Кеннеди в 1964 году, публично раскритиковал шурина сенатора, Стивена Э. Смита, за проживание в клубе Lake Placid, «который, как известно, дискриминирует евреев».
Другие курорты Адирондака, чтобы завершить порочный круг, стали исключительно еврейскими.
В разгар «дела Селигмана-Хилтона» Нью-Йоркская ассоциация адвокатов исключила из своих рядов еврея. Годом позже еврейских членов не допустили в братство греков в Городском колледже, чего Бернард Барух так и не смог простить.
Эта интрига не прекращалась, и открытая ею уродливая рана не заживала. Вскоре Остин Корбин, президент Лонг-Айлендской железной дороги и компании «Манхэттен-Бич», которая пыталась превратить Кони-Айленд в фешенебельный летний курорт по примеру Ньюпорта, последовал примеру судьи Хилтона и позаимствовал его язык, заявив следующее:
Мы не любим евреев как класс. Среди них есть люди с хорошим поведением, но, как правило, они оскорбляют людей, которые в основном пользуются услугами наших дорог и гостиниц, и я убежден, что нам лучше не жить с ними, чем с их обычаями».
Последующим поколениям придется жить с тем напряжением, которое вызвала эта история. Оно должно было оказать глубокое психологическое воздействие на жизнь немецких евреев в Нью-Йорке, сделав ее более оборонительной и замкнутой, более гордой, отстраненной и самодостаточной, более осторожной. С этими проблемами столкнутся дети и внуки Джозефа. Евреям и раньше отказывали в гостиницах и клубах. Они обижались на такое отношение, но, не замечая его, пытались подняться над ним. Однако теперь это стало открыто и стало фактом жизни: некоторые районы Америки были закрыты для евреев.