Наша трагическая вселенная
Шрифт:
Проснулась я почти в десять. Отопление было выключено, и в доме стоял холодный запах плесени. Я откашлялась, выпила чашку кофе, переоделась в спортивные штаны и толстовку с капюшоном, почистила зубы, собрала волосы в хвост и отправилась к Либби за машиной. Я бегом волокла Бешу по набережной, мимо лодочной базы, снова заполненной коричневой водой. Когда мы добрались до бухты Баярд, я отстегнула поводок, и Беша бродила по гальке, пока я звонила в дверь Либби.
— Господи, Мег, что случилось? — спросила она, едва меня увидев.
— Я ухожу от него. Ухожу из этого
— Черт. Зайди, выпей чаю. Боб в магазине, а я взяла отгул — не слишком-то хорошо себя чувствую после вчерашнего. Ты только посмотри, какие у меня мешки под глазами. Бесс, ко мне!
Беша бросилась обнюхивать скамейки и побежала в дом Либби. Вслед за ней вошла я.
— Только я ненадолго, — предупредила я. — Хочу успеть увезти вещи до того, как вернется Кристофер. Еще одну сцену я сегодня уже не вынесу. М-м… Как у тебя приятно пахнет.
— Это лаванда. Саша принесла в благодарность за вчерашний вечер. А где Кристофер?
— Не знаю. Когда я вчера пришла, его не было.
— Может, он от тебя ушел.
Такая идея не приходила мне в голову.
— Возможно. Как ты?
— Ну, сама знаешь. Какой тебе чай?
— Любой.
Кухня у Либби была залита ярким солнечным светом ранней весны, и в приоконных ящиках из луковиц начали пробиваться зеленые ростки. Либби с Бобом занимались подобными вещами — как-нибудь осенним днем выбирались на рынок за луковицами, сажали их, и по весне эти луковицы давали всходы. Я в жизни не посадила ни одной луковички. У меня все время происходило что-то неотложное, и надо было то позвонить матери, то успокоить Кристофера, то выгулять Бешу, то дочитать книгу для Оскара. И даже если все это было сделано, всегда оставался роман, над которым нужно было работать, всегда оставалось нечто, что можно из него выбросить. Я вспомнила, что мне осталось выкинуть всего двадцать семь слов, и никакого романа не останется. Может, тогда мне удастся начать все заново? Либби протянула мне чашку чая ройбуш с медом.
— Ну вот, — сказала она. — Все кончено. В обозримом будущем моя жизнь будет выглядеть вот так.
— В смысле?
Она рассмеялась.
— Ты уходишь от Кристофера, — сказала она. — А у меня новости такие: я остаюсь с Бобом. Я вчера решила, и от этого у меня очень хорошо на душе — как-то тепло и уютно. Марк хотел, чтобы я вернулась, но я отказалась. Сама от себя не ожидала, но все-таки отказалась.
Либби поежилась.
— Мы с Бобом вчера долго разговаривали, когда легли спать, и я предложила летом съездить куда-нибудь вместе. Нам обоим надо отсюда выбраться. А то сидим тут как в тюрьме — с ума можно сойти.
— Но ты, кажется, говорила…
— Что? Что я больше не могу с ним спать? Да. Это действительно проблема. Но во всем остальном мы прекрасно ладим, и еще, надо признаться, я обнаружила, что, если мне выпить бутылку вина и посмотреть по интернету порно, а ему принять ванну — чтобы от него пахло одним только мылом, — тогда вроде бы и ничего. О Боже. Понимаю, это звучит ужасно. Но у других пар, которые долго живут вместе, дело обстоит не лучше, ведь правда?
— Мы с Кристофером вообще никогда толком не занимались сексом.
— Ну вот видишь.
— Но я-то от него ухожу.
— Да, но ведь не из-за секса?
— Знаешь, — сказала я, подумав. — Просто невероятно, что ему не хотелось просто все время заниматься со мной сексом. Ну, в том смысле, что какой вообще тогда прок от Кристофера? Черт, какие ужасные вещи я говорю. Но это ведь правда.
Несколько мгновений мы обе молчали.
— Твою мать, — произнесла наконец Либби. — Ты по-настоящему от него уходишь. По-настоящему становишься
— Ага.
— Это абсолютно верное решение.
— Я знаю. То есть, надеюсь, что верное.
— Но не спеши ввязываться во что-нибудь новое. Например, не принимайся немедленно трахаться с дядей Боба.
Я закатила глаза.
— Это вряд ли.
— Ага! — воскликнула Либби, улыбаясь во весь рот. — Значит, ты не отрицаешь? Ведь ты о нем говорила, когда рассказывала про свой возможный роман? Я так и знала! Ну ты и засранка!
— Может, ничего и не получится. Кажется, я приняла всю эту историю слишком близко к сердцу. На самом деле он не испытывает ко мне никаких чувств, да и я к нему, в общем-то, тоже. Мы просто друзья. Я встречаюсь с ним на этой неделе, чтобы вместе пообедать, но в этом нет ничего такого. К тому же он не свободен…
— Ага, типа женат на тете Боба!
— Вот именно. Хотя на самом-то деле они не женаты. В любом случае все это неважно, потому что я не слишком люблю рикошетные отношения. Ничего не выйдет.
— Он вообще такой, сексуальный. Но очень старый.
— Да, Либ, я понимаю.
Я поставила на стол пустую чашку.
— Большое спасибо за чай. Ладно, пора заняться переездом.
— Удачи.
Прежде чем уехать из Торкросса, я полила спатифиллум, но, конечно же, брать его с собой не стала. Большую часть своих книг я тоже пока оставила тут — чтобы забрать как-нибудь в другой раз, и в результате все, чему предстояло составить радость моих последних дней, уместилось в три картонные коробки и один большой чемодан. У Беши тоже была своя небольшая коробка, в которую мы уложили ее одеяло, три теннисных мячика разной степени потрепанности, резиновый мяч, две изгрызенные сыромятные косточки, упаковку сухого корма и две банки собачьих консервов, которые оставались в буфете. Я сложила все неразобранные документы и банковские уведомления в несколько бумажных пакетов и впервые за долгие годы взглянула на чистый письменный стол. Ощущение было такое, будто я умерла или превратилась в человека, на которого повесили печальную обязанность освободить дом от разного ненужного старья, оставшегося тут после меня. Большую часть бумажек я выбрасывала почти не глядя. Это можно было бы сделать сто лет назад — вероятно, тогда я не чувствовала бы себя здесь такой несчастной. Я взяла ноутбук, провода, книги, которые были нужны для статьи, блокноты, свою лучшую ручку, гитару, сумку с вязанием, кастрюлю для варки варенья, корабль в бутылке и упаковала все крайне бережно в чемодан, будто это были единственные вещи, которые я брала с собой в загробный мир. Затем я поместила коробки и Бешу в машину и еще раз поднялась по ступенькам дома, чтобы взять гитару и мешок с книгами по самосовершенствованию и проверить, не забыла ли я чего. Спускаясь обратно, я наткнулась на Рега, он обрызгивал гербицидами трещины в плитках, которыми была выложена дорожка около его дома.
— Сегодня небо вроде посветлее! — сообщил он мне.
И впервые в жизни я не стала просто ему поддакивать.
— Нельзя убивать все живое только потому, что оно вам не нравится, — сказала я. — Может, оставите наконец мир в покое?
Я выехала из Дартмута, и вскоре из светлеющей мглы появился Старт-Бей, похожий на закрывающую скобку в книге о природе. В скобках рассказывалась история о море. А за скобками была земля — зеленые, красные и голубые поля и накатывающие на них, подобно гигантским волнам, холмы. Там и тут виднелись нежные кустики подснежников, грубо приметанные заплатки утесника, а вдоль узкой дороги бежали дома, окруженные желтыми розами и мимозовыми деревьями. Желтые шарики бутонов мимозы были похожи на модельки молекул. Цвести им было еще рано.