Наше послевоенное
Шрифт:
Измученная своими неладами с грузинским языком, отсутствием хороших словарей и учебников по грамматике, я напишу папе письмо с просьбой прислать мне справку, что он военный. Дети военнослужащих освобождались от грузинского языка.
30 июля.
Ну вот, уже решила бросить грузинский. У меня совсем нет силы воли.
Была в театре "Пантонима". Очень понравилось. Над "Хирургией" и "Роман с контрабасом" хохотала до слез.
В театр я ходила с мамой. Я много времени провожу с мамой, хожу с ней в кино, иногда, правда уже редко, гуляю по бульвару. Я переживаю, что
Нина вдова полковника, который лет 20 после войны прожил без обеих ног и все клеил красивые коробочки. Одну он подарил нам тогда, когда мы приезжали в Батуми из Карталов. Он умер, не надолго пережив моего деда, а Нина, поплакав о нем, стала промышлять косметикой - она изготовляла всякие мази и протирания для лица и жила безбедно. Тетя Тамара получала пенсию за деда, 28 рублей и даже бабушкины 40 казались ей большой, хорошей суммой.
Несмотря на кошек, мамин единокровный брат Резо предпочитает жить у матери, а не у тещи, Августы Ивановны в их большой трехкомнатной квартире рядом с нами.
Я страдаю оттого, что у мамы нет мужа, пусть даже мне не отца. Наличие мужа кажется мне необходимым условием для счастья женщины.
Делюсь своими переживаниями с Зойкой. Мне кажется, что ее матери хорошо - она живет в большом светлом доме, с мужем и детьми, не работает и дом у нее в полном порядке - везде чистота, всегда вкусный обед, нет денежных затруднений. Но Зоя со мной не согласна:
– Твоя мама работает, она хоть что-то в жизни видит, она уважаемый человек, врач, а у мамы одна только кухня.
Я удивлена. Оказывается, мы обе с Зойкой недовольны судьбами своих матерей.
В параллельном классе учится мальчик - Валера Данильченко, аккуратный припомаженный еврейский мальчик, единственный сын у матери, которая растит его без отца. Валерка- подружка многих девочек, в том числе и Люды Вергулис. С мальчишками он не дружит - их игры и манеры чересчур грубы для него, он настоящий маменькин сынок.
Но оказывается, ему мало быть подружкой, он хочет быть другом.
Он часто на переменах трется возле нашей троицы, но я воспринимаю это как тягу к общению, думаю, что ему просто скучно, он ищет интеллектуального общения.
Но Зоя думает, что он трется возле нас из-за меня и оказывается права.
Через некоторое время Люда, которая сидит на уроке физики сзади меня, шепчет мне в спину:
– Валера ищет такую девочку как ты, чтобы дружить с ней.
– Пусть ищет,- ответила я, гордо тряхнув головой,- но я неповторима, и навряд ли он найдет.
Люда хмыкнула, сомневаясь в моей неотразимости и неповторимости, но спорить со мной не стала, чтобы не навредить своему протеже.
В
Мы ставим какой-то спектакль, где я играю старую деву-учительницу, довольно мерзкий типаж. Репетируем мы, репетируем, но дело ни с места, и мы начинаем репетиции другой пьесы - сказки Андерсена "Снежная королева".
Королеву играю я и Зоя, Юра человек серьезный и делает спектакль сразу с дублерами.
Не помню кто играл Герду, кажется Лариска, во всяком случае, она там подвизалась.
Валерка Данильченко тоже посещал наши занятия.
Один раз Юрка после спектакля взял меня под руку, и мы некоторое время прогуливались вдоль школы. Юрка рисовался передо мной, говорил о своей артистической душе, об отсутствии понимания, о разочаровании в женщинах ( было ему 18 лет).
Мне было весело от его разочарований в таком юном возрасте, я была глупая пятнадцатилетняя девчонка, еще ни в кого не влюбленная. Про Юрку сплетничали, что у него связь со взрослой женщиной, может быть из-за нее у него разочарования?
Мне было неловко ходить с парнем под ручку, и я во время разговора только и ждала, когда он меня отпустит. Потом он вернул меня коллективу в лице Зойки и Валерки со словами:
– Не буду портить тебе репутацию.
Это меня добило окончательно, я тихонько надувала щеки, чтобы не рассмеяться вслух.
Я поняла, наконец, что имела в виду Зойка, которая говорила,- Ну, Юрка, он же трепло.
Но Валера обиделся на Юру. Видимо, Юра знал о Валеркиных чувствах ко мне и так с ними не посчитался.
Но я сочла это нормальным - не распространяйся про свои чувства, не будешь в дурацком положении.
Все наши репетиции, как ни странно, кончились спектаклем - в мае мы сыграли "Снежную корову" перед школьниками в летнем театре в пионерском парке.
Вход был бесплатный. Но пускали не всех, хулиганистых на вид мальчишек не пустили.
Расположенный в Пионерском парке Летний театр представлял из себя сцену, перед которой было пространство, заставленное скамейками и отгороженное ажурным деревянным забором. Отвергнутые хулиганистые зрители бросали через забор на сцену мелкий гравий и орали что-то оскорбительное.
У меня на сцене оказался крупный недостаток - я говорила очень тихо, не то, что во время болтовни на уроках, и меня было плохо слышно из зала.
Правда Зойка Меликян, добрая душа, меня утешила:
– Слышно было тебя плохо, -сказала она,- зато ты держалась как настоящая королева.
Выступление было в воскресение, и мама тоже ходила с нами.
Ей и сказал Валера, потирая нервно руки:
– Давайте уйдем с черного хода, а то вдруг они нас побьют.
– Ну уж нет, будем мужественными и уйдем с высоко поднятыми головами, -возразила мама, которой во всяком случае не грозило быть побитой.
На обратном пути с нами тихо шел Зойкин Павлик.
Он всегда так: появлялся неожиданно, пристраивался к Зойке, и молча шел рядом.
Но мама вдруг увидела на его шее пятно и тут же пристала к нему: