Нашествие хазар (в 2х книгах)
Шрифт:
– Вижу - государыня… Не бойтесь, пёс наш с виду страшен, но без моего приказа и приказа моего друга он никогда ни на кого не нападает. А мы - конные странники, едем из Константинополя, добирались до града Киева через Херсонес и земли уличей.
– Из самой столицы Византии?
– невольно вырвалось у Сфандры.
– Да, государыня.
– А что же нужно вам в нашем граде?
– Дело у нас до князей. Важное.
– Все так говорят… Важное дело, важные просьбы… А потом кидаются на князей с ножами, - проговорил кто-то из гридней.
– Хватит
– Княгиня повернулась к рослому охраннику, который был не кто иной, как наш знакомый, избежавший казни, а потом срубивший голову жрецу Мамуну, покушавшемуся на жизнь Дира.
Среди теремных мамок и девок находилась теперь и Деларам, а свою возлюбленную Кузьма не хотел оставлять без присмотра. Заодно князь Аскольд поручил ему охранять и жену с дочерями.
– Дайте сюда ваше оружие, - обратился Кузьма к Доброславу и Дубыне, - и передайте поводья. А вы, мои товарищи, берите всех в кольцо вместе с волком…
Завидя возле терема свору сторожевых собак, Клуд сказал Буку:
– Иди и прижмись к моей ноге - и от неё ни на шаг…
Пёс, подняв голову, взглянул умными глазами в лицо хозяину и проделал всё, что тот приказал.
Охранники переглянулись между собой и удивились:
– Глякось, как понимает. Словно человек в образе зверя. Ай да пёс!…
– Между прочим, Буком его зовут, господа служивые, - разобиженный таким приёмом киевлян, буркнул Дубыня.
– Шагай давай!
– прикрикнул Кузьма.- Сей час всё узнаем: и как зовут, и зачем в Киев пожаловали… Конные странники…
И в окружении вооружённой охраны Добро слава с Дубыней и Буком доставили в терем к князю. Аскольд быстро вошёл в гридницу, одетый в простую полотняную рубаху, княжеского только и было на нём что пояс, украшенный жемчугами, с драгоценным оружием, да ещё сапоги из красного сафьяна. Молча уставился, сверля глазами непрошеных гостей. Но те не смутились под его взглядом, так же молча рассматривали киевского архонта, о котором наслышались немало за время своего длительного путешествия.
Создавшееся неловкое положение разрядил грубым окриком Кузьма:
– На колени!
Но Аскольд знаком руки остановил Доброслава и Дубыню.
– Кто такие?
– спросил.
– Крымские поселяне мы. Были в Хазарии и Византии… Вернулись оттуда на купеческом суд не. Мечтали увидеть священные воды Днепра, или Борисфена, как называют его хазары и греки. И очень хотели лицезреть тебя, князь киевский, Аскольдом наречённый, и твоего брата. А в том, что ты Аскольд, сомнений нету… Философ Константин, с которым мы ходили в Хазарию, сказывал, что ты белее волосами Дира и по возрасту старше… А философу о тебе и твоём брате рассказывал в Херсонесе главный над твоими купцами Мировлад.
Заслышав это имя, вздрогнул Аскольд, и желваки заиграли на его скулах.
В Константинополе мы узнали страшную весть, - продолжал Доброслав.
– Ограбили их и отрубили им головы.
– Эта весть уже дошла до нас тоже, - глухо сказал князь.
– Как зовут вас?
– Доброслав и Дубыня. А это наш Бук - помесь овчарки и волка, боец, надёжный друг.
– Постой, постой… Доброслав, Дубыня… Пёс дикий… Кузьма!
– крикнул дружиннику.
– Разыщи Еруслана!
Оказалось, что Еруслан с господином ускакали в лесной терем.
– Значит, ждать их не скоро… - сказал князь и снова обратился к Доброславу: - Если не устали с дороги, прошу за стол. Сдаётся мне, долгая у нас с вами будет беседа… Да, и пса накормите.
Утром следующего дня с княжеского двора поскакали гонцы сразу в нескольких направлениях: одни - в лесной терем, другие - на Подол к Вышате, третьи - на Щекавицу к греку Кевкамену, четвертые - к боилам - звать всех на Высокий Совет. За древлянами Ратибором и Умнаем тоже послали. Собрались все к вечеру. Кевкамен сразу узнал Доброслава и Дубыню и отвернулся, сказав что-то Аскольду. Видно, киевский князь пригласил грека для опознания… Но тут многих заставил обернуться возглас удивления и радости, вырвавшийся у Еруслана, когда он увидел в просторной гриднице друзей.
– Добрались всё-таки! Ай, молодцы! Соколы!
– сверкая глазами, восклицал княжой муж Дира, хлопая земляков своими широкими ладонями по их могутным спинам.
– А ты хорош в синем плаще!
– искренне восхитился Дубыня.
– Не в плаще, а в корзно…
– Ишь, вижу, здесь ты не на последнем счёту.
– Выходит, Дубыня, на роду у нас было начертано - не всегда соль выпаривать… Ладно, потом поговорим. Я вас к Лагиру сведу.
– И он здесь?!
Здесь. Живописцем стал. На корабельных парусах красные солнца малюет, И вено [144] собирает. Жениться вздумал.
[144] Вено– плата за жену. От старинного венити - покупать и продавать.
– Ишь ты!
– снова восхитился Дубыня.
На Высоком Совете Доброслав рассказал князьям и боилам всё, о чём они с другом сведали в столице Византии, на корабле «Константин Пагонат» и купеческой хеландии, и передал прощальные слова Константина-философа о том, что в Византийской империи живут разные люди: есть обладающие властью и вершащие кровавые дела, есть и другие, хотящие добра, справедливости и дружбы с Киевской Русью.
– Верно, - сказал Светозар.
– Даже в омуте, где водятся Водовихи, живут и русалки.
– Ну и что с того?
– задал кто-то резонный вопрос.
– Омут, он и есть омут, в котором тонут люди. Потому что злого в нём больше, чем доброго…
– Хватит слов! Уж всё решено. Лучше поблагодарим Доброслава и его друга, указавших нам, когда лучше выступить в поход, - подвёл черту под разговор Вышата.
На другой день Еруслан повёл Доброслава и Дубыню на Почайну. Оказавшись на вымоле, друзья изумились красавцам-кораблям, покачивающимся у берега на толстых льняных канатах. Особенно красив был один, длинный, узкогрудый, сработанный добротно, с любовью.