Нашествие
Шрифт:
Бохрос еще что-то говорил, но полицмейстер его не слушал, перечитывая послание отца Пладде. Эх, не может он прийти сам, этот полубезумный старик. Или просто безумный? Такой же, каким стал от бессонных ночей сам Галашше?
— Господин полицмейстер! — в «певческую» вошел Рошке, скучающим взглядом окинул прикованных грохенцев.
— Ты привел людей? Так, вот этого, Бохроса, раздеть и в цепях перевести в седьмую.
— В цепях? — удивился задремавший в своей дежурке Рошке и запоздало удивился еще сильнее: — Раздеть?
— Да, да, лейтенант. Этого нам Кодекс не запрещает, верно?
— Неуважительное отношение, господин Галашше, — мрачно протянул Бохрос.
— Этот грех я возьму на себя, — поморщился полицмейстер. — В седьмую… Я буду ждать там.
Стрелки на часах в узком коридоре подтягивались к полуночи. Время неумолимо, вот уже и настает завтрашний день, пора отправлять Рошке к Старому городу… «Сироты» наверняка уже покинули город, а Бык Метессе, судя по его глазам, впервые усомнился в правомерности действий своего начальника. Галашше почувствовал себя одиноким даже здесь, в Управлении. «Тяжелый денек… А ведь надо еще послать весточку жене, чтобы вместе с детьми и слугами перебиралась в Вельшею, им надо выйти за ворота на рассвете, так надежнее».
Нищенка, зевая, сидела на каменной скамье. Лет сорока, а может, несколько моложе — при ее профессии точнее определить трудно. Лицо, не мытое, похоже, с самого рождения, зато разукрашенное старыми шрамами и недавними синяками, не вызывало желания познакомиться, но ведь дело не в лице… Галашше опять развернул бумагу: вроде бы отец Невод ничего не писал о красавицах. Да и какая демонам разница?! «…Хватало лишь вида женщины…» — гласила присланная цитата. Лучше перестраховаться.
— Течка давно была? — зачем-то нарочито грубо спросил он.
— А чего? — Нищенка привстала, хитро прищурилась. — Давно. А я опять разговорилась!
— Ох, тварь!.. — поморщился Галашше. — Не о том думаешь. На плеть меньше хочешь? Раздевайся.
— Так неготовая я… — Сообразительностью дама не отличалась. — Только-только поболтать захотелось. Зачем же?
— Раздевайся, говорю. Догола. На две плети меньше получишь. Ах, да ладно, вообще так отпущу! Если забудешь о сегодняшнем вечере. Разденься и встань там, в углу.
— Зачем же? Непристойно-то как…— Нищенка быстро стала сматывать тряпье, камера наполнилась вонью. — И к чему вам?
— Помолчи.
Галашше отступил в сторону, чтобы пропустить помощников и Бохроса. Грохенец, как показалось полицмейстеру, усмехался несколько криво и прикрывал скованными руками детородный орган. Введя арестованного, Рошке и «грачи» выжидающе уставились на начальника.
— Как вам эта женщина, господин Бохрос? — хрипло спросил Галашше.
— Что это еще за непотребство? — Купец мельком оглядел нищенку и отвернулся. — Вонь-то… Умер кто-то?
Посмотри еще разок, мне кажется, вы должны быть знакомы, — сказал полицмейстер первое, что пришло в голову. — Ну? Посмотри внимательнее, Бохрос!
Грохенец, скривившись, исполнил требуемое и опять отвернулся. Член его чуть дернулся, или Галашше только так показалось? Нет, показалось. Полицмейстер почувствовал, что краснеет.
— Воняет, повторил Бохрос. — Уведите, а то меня стошнит. Я не полицейский говноклюй, непривычен…
— Уведите, заприте его в «мешок»! — приказал Галашше и мстительно добавил: — Одежду не отдавать.
8
Рошке, разобравшись в ситуации, задержался:
— У вас какие-то подозрения на его счет?
— Так, мелочи… Догадки. Одевайся, дура! — прикрикнул полицмейстер на обескураженную нищенку и вышел в коридор. — Вот что, лейтенант, я поразмыслил: ты прав, надо ехать на север, ждать больше нечего. Отбыть придется уже сейчас, ночью.
— Сейчас? — поднял брови Рошке. — Ладно, я холостой. Думаете, дело так плохо?
— Думаю, да. Идем.
Все еще мысленно ругая и себя за доверчивость, и отца Пладде за старческое слабоумие, Галашше поднялся к себе в кабинет. Давно написанное письмо барону Зеккуне и прилагающиеся бумаги лежали в ящике стола, запертом на хитрый замок чегишайской работы, оставалось лишь их запечатать.
— Я тут довольно много всего написал… Если придется туго, — мало ли что? — выкинь конверт за борт, — напутствовал он Рошке. — Лучше пусть ты доберешься до Секретной канцелярии без бумаг, но доберешься. Попробуй тогда рассказать, что знаешь, все же ты не сиволапый какой, а должностное лицо, обязаны хотя бы выслушать. Помни: на карту поставлена уже не только наша с тобой карьера, но, возможно, и жизнь.
— Я понимаю. — Рошке принял конверт и спрятал его за пазухой. — Мне помогут чегишаи?
— Да, вот держи. — Полицмейстер отдал ему записку с указанием места и времени встречи. — Лучше зайди к себе, переоденься в штатское, чтобы не привлекать внимания. А потом чегишаи дадут тебе свое тряпье.
— Кажется, отлив сегодня под утро, — прикинул лейтенант. — Значит, на рассвете буду уже в море. Думаю, мы поступаем правильно, господин Галашше. Не волнуйтесь, Небо на нашей стороне.
— Истинно так!
Полицмейстер даже приобнял Рошке и тут же поморщился: нервы, нервы… «Когда же дело успело зайти так далеко? Может, не стоило вмешиваться, обращать внимания на чегишайские жалобы? Самому пойти к главарю Грохенской гильдии, продаться, как магистратские старички? Теперь все равно поздно».
— Удачи!
Рошке закрыл за собой дверь, а Галашше опять потянулся к буфету — за вином. Не допив стакан, он вспомнил о семье, быстро написал и отослал с дежурным сержантом записку жене. Странно, но предположение об отставке за несколько часов переросло в уверенность. Арестовывая пятерых торгашей, Галашше объявлял войну, но не думал, что она окажется такой скоротечной, не предполагал силы связей Вешшера и Мачеле. Надо же, сам бургомистр к ним в гости бегает.
— А ведь наверняка не быть мне больше полицмейстером, — пробормотал он. — Или никем, или уж бургомистром.