Нашествие

Пронин Игорь Евгеньевич

«Только бы не начали опять говорить о Пуговке!» — спохватился Галашше и, как и в прошлый раз, удалил Чатте.

— Поскольку заявления пока нет, иди к себе. Я позову, если понадобишься.

— Как прикажете! — Чатте аккуратно сложил заточенные перья и покинул «певческую», едва ли не насвистывая: меньше знаешь — лучше спишь и на душе грехов не копится.

— Бык, ты готов?

— Готов.

Метессе был немного смущен. Хоть он и любил свою работу, а тоже помнил о душе.

— Правда есть свидетельство, господин Галашше?

— Что я, врать тебе стану? Есть. Более того, я знаю, что они убийцы. Или ты думаешь, я грешить собрался?

— Если душегубы — другое дело! — Метессе выбрал один из кнутов и для пробы хлестнул по ребрам ближнего хулана. — Эх, Кваша, не люблю я пальцеломок!

— Не виноват! — задергался хулан, как только смог говорить. — Не виноват я! Крал, обманывал, но не убивал!

— Начни лучше с Фичи, — посоветовал полицмейстер.

Второй хулан висел молча, прикрыв глаза, — Галашше сразу узнавал сломленного человека. Этот мысленно уже на виселице. «Постой, да ведь я хотел грохенцам представление устроить!» Галашше едва не хлопнул себя по лбу, но вспомнил, что будет для купчиков еще одна, весьма впечатляющая деталь.

Фича держался недолго — постонал немного под кнутом, будто пробуждаясь, да и начал говорить. Полицмейстер пересел за стол Чатте и аккуратно все записал: для подтверждения признаний достаточно и двух полицейских, его и Метессе. Кваша ругался, перебивал, пытался даже пнуть друга ногой, но Фича его будто не слышал.

— Ну что ты так себя ведешь? — Бык полоснул Квашу мокрым кнутом и, переждав визг, продолжил: — Теперь и я твердо знаю, что ты убийца. Нетто думаешь, живым отпущу, если не признаешься? Кваша, я и пальцеломкой могу сердце остановить.

— Каты позорные! — взвыл Кваша. — Ох, вернусь я к вам, ох вернусь! Демоном из Ада поднимусь, кишки ваши выжру! Будут вам атори сниться всю оставшуюся жизнь!

— Признание! — Галашше говорил, обращаясь не к хулану, а к Быку. Все складывалось наилучшим образом. — Давай быстрее, и рано домой отправишься.

— Вот оно что! — просиял Метессе. — Тогда я живо!

Сержант жил в Ветеранах, за Третьей стеной, и всегда был рад, если удавалось уйти со службы пораньше. Жена, двое детишек, родители, хозяйство. Галашше этого никогда не понимал: для него семья была скорее помехой, скучной, но необходимой для общественного положения.

Кваша продержался двенадцать ударов, из лопнувшей кожи успела натечь целая лужа крови. Наконец Бык исхитрился самым кончиком кнута выбить хулану левый глаз, и вор сдался. Галашше записал его признания, заверил сам и отдал перо Метессе, успевшему сполоснуть в тазике руки.

— Чатте позвать?

— Нет, Бык, давай быстрее закончим. Подозреваемые ведь Небо хулили, помнишь?

Метессе округлил глаза. Хуление Неба было для «певческой» делом обычным, внимания на него обычно не обращали.

— Кодекс открыть? — Галашше положил руку на толстый том. — Опускай их.

Неподвижный Фича и плачущий кровавыми слезами Кваша не услышали их разговора, иначе, конечно, взвыли бы на весь квартал. Были среди особо заядлых преступников настоящие хулители, изрыгавшие проклятия и по дороге в Суд, к Святым Отцам, и даже на эшафоте. Оно и понятно: что им терять? На тот случай была оговорена в Кодексе такая мера, как вырывание языка. Метессе помнил, что полицмейстер имеет право отдать такой приказ, так что спорить не стал, только подумал про себя, что надо зайти к Отцам посоветоваться. Странно ведет себя нынче Галашше, как бы не согрешить. Да и непонятно, за что схвачены эти грохенцы…

Галашше не собирался испытывать преданность Быка, поэтому сам взял специальные щипцы в руки:

— Держи голову!

Первым был Кваша, он понял, что происходит, только когда хитрый инструмент разжал ему зубы. Маленькие, удобные тиски, между которыми ходят собственно клещи, — очень удобно и быстро. Кваша захрипел, ударил ногой по бедру полицмейстера, но тот не обратил на это внимания, не до синяков.

— Прижигай.

Бык, запрокинув голову Кваши, плеснул ему в глотку сока чернопевки, теперь кровью не истечет, Откинув в сторону кусочек красного мяса, Галашше перешел к Фиче, а сам не удержался и скосил глаза на грохенцев. Побледнели, голубчики!

— Ну, быстрее давай! Этому тоже?..

— Давай!

Метессе обхватил ручищами голову Фичи. Хулан оглушительно закричал, раскрыв рот, но скорее от ужаса, чем протестуя. Так Галашше было даже удобнее, он быстро зацепил и рванул, сразу отшвырнув в сторону клещи. В сторону, но поближе к купчишкам.

Теперь хуланы ничего не смогут рассказать о Чивохе, разве что, против ожидания, кто-то из них окажется грамотным. Но это полицмейстера не волновало, он и так сделал все что мог, Пуговка будет доволен. Хуланы помнят добро… Как вовремя удалось с ними договориться!

— Все, что ли? — Бык переживал: второй-то хулан не ругал Небо!

— Все, иди и забери с собой эту парочку. Скажи Чатте, чтобы зашел через полчасика, увел остальных арестованных и разобрал бумаги.

Галашше, отвернувшись от купцов, задумался: «А и в самом деле, не выйдет ли так, что придется бежать из города? Пока ты полицмейстер, можно не опасаться некоторых превышений полномочий. Но если Магистрат отстранит от должности — всплывут все старые грешки. Как бы самому в „певческой" не оказаться. Что ж, поместье, пусть и скромное, имеется, с князем Вельшеи отношения неплохие. Можно продержаться, если Святые Отцы не потребуют к себе».

— Бык! Вот еще: позови прямо сейчас какого-нибудь «грача» из дежурного наряда.

— Будет исполнено.

Метессе закрыл за собой дверь, в «певческой» стало тихо.

7

— Ну, господа грохенцы, что думаете?

— О чем, господин Галашше? — опять отозвался тот, тощий.

— Вообще, о жизни своей. Не думаете, что однажды и вас вот так, кнутом по ребрам? А потом и за язык дернут.

Торгаши молчали. А Галашше по-прежнему не знал, о чем, собственно, их спросить. Если его самая простая и самая страшная догадка верна, то ведь и спрашивать незачем… Ему стало жутко и зябко, будто адский холод проник в подвал.