Нашествие
Шрифт:
До утра еще оставалось время. Галашше, чуть пошатываясь от выпитого, опять спустился в «певческую», к прикованным грохенцам. Теперь он был уверен, что они не демоны, от этого стало немного легче. Чатте успел разобрать бумаги и теперь скучал за столом, бездумно перелистывая Кодекс. Или искал там что-то конкретное для утреннего доноса Святым Отцам?
— Чатте, уведи всех в «мешки», кроме… вот этого. — Полицмейстер ткнул пальцем в тощего, тот выглядел особенно печальным.
— Осмелюсь заметить, — тихонько прошептал «грач», — обвинение не выдвинуто, а «мешок» расценивается как наказание или пытка, то есть…
— Я обвиняю их в мошенничестве! — не оборачиваясь, отрезал Галашше. — Исполняй и побудь снаружи.
Недовольно вздыхая, Чатте увел троих арестованных. И об этом он расскажет Отцам, теперь они узнают обо всех, даже самых мелких, нарушениях. Галашше ухитрился разрушить свой авторитет за несколько часов, «грачи» вспомнили, что духовный надзор за начальником — это не право их, а святая обязанность. Так говорит Кодекс…
«Спасители моей души, ноги бы им переломать!»
Сам Галашше на мелкие прегрешения уже перестал обращать внимание, этому немало способствовало и выпитое вино. Мелочи можно отмолить, отходить в веригах…
— Как тебя звать-то?
— Аре Блес, — дрожащим голосом выдавил тощий. Без товарищей ему явно стало неуютно.
— Аре… Что же ты, Аре Блес, не сидел у себя в Грохене? Как там у вас, кстати, с полицией?
. — Обычно, — пожал плечами торгаш. — То есть полиции нет, княжеская дружина за порядком следит.
— Что ж так плохо следит? Дом встреч, надо же… Развели мерзость. Это же мерзость, Аре! Признайся, ты захаживал туда?
— Никогда, — уверенно покачал головой Блес. — Хотя наши Святые Отцы говорят, что это грех замаливаемый. А дружина за порядком следит хорошо, по крайней мере невинных людей не хватает, на одной воде сутки в каменном «мешке» не держит.
— Да ну?.. — Галашше присел перед ним на корточки. — Значит, не нравится тебе в Иштемшире, козел безрогий? А что же тогда дома-то не остался, зачем приперся сюда? А ну, раздевайся!
— Зачем? — Блес прижался к стене, зазвенев цепью. — Вы не имеете права!
— Да мне наплевать, что я там имею! — Полицмейстер быстро подошел к инструментам Быка Метессе и выбрал самый внушительный кнут. — Ну-ка раздевайся, пока я тебя не отхлестал, и рассказывай, зачем ты сюда пришел! Где берешь товар?! Кто такой Вешшер?!
Повторять эксперимент с Блесом Галашше не собирался, просто запомнилось, как униженно выглядел голый Бохрос. Да и любой бы почувствовал себя скверно, жаль, что не применяли этот метод раньше. Бывало, конечно, что с подвешенных слетали под кнутом все тряпки, но тогда их это уже не волновало. Впрочем, неизвестно, что бы сказали но поводу таких способов дознания Святые Отцы, Кодекс-то о них не упоминает.
— Вы не имеете права меня бить, это грех, я даже ни в чем не обвинен! — Зубы Блеса отчетливо пощелкивали.
— Обвиняю тебя в мошенничестве. Ты что, не слышал?
— Вы не составляли бумаги… И нельзя пытать без присутствия хотя бы двух полицейских!
— О, да ты образованный, оказывается! — усмехнулся Галашше. — Готовился, да? Знал, что ко мне угодишь? Так вот, милый друг, у меня нет повода выдвинуть против тебя более серьезное обвинение, нет жалоб и свидетелей. Но это значит лишь, что я не стану тебя пытать. А вот стегануть по морде за хамское поведение могу запросто, как поступил бы с любым мальчишкой на улице. Или могу сапогом пнуть в живот, если ты это предпочитаешь, или еще куда наподдать! Слышишь меня?! Раздевайся, дрянь!
Блес застыл, вцепившись в рубаху, будто боялся, что Галашше станет ее с него срывать. Полицмейстер не дал ему времени на раздумья и действительно стеганул — несильно. Достаточно показать свою уверенность. В том, что как минимум один удар этот парень заслужил, Галашше не сомневался — иначе зачем учил Кодекс? «Арестованный груб и не склонен к откровенности».
— Ты о моей душе не думай, мразь, ты думай о своей! — Галашше занес кнут еще раз, в то время как всхлипывающий Блес прижимал ладонь к красной полосе через всю щеку. — Жаль, по глазам не попал, ну так у меня есть время попрактиковаться. Будешь раздеваться, или продолжим?
— Но зачем?.. — Блес медленно начал расстегивать пуговицы. — Ведь это грех для вас, я ни в чем не виноват! И я все расскажу Вешшеру, а он бургомистру и Святым Отцам… Вы лучше остановитесь, и тогда я все забуду! Можно мне в «мешок»? Давайте все забудем, а?
— Раздевайся, сопляк!
Пока дрожащий грохенец стаскивал с себя одежду, Галашше успел пожалеть об оставленном наверху вине. Последний день в должности — почему бы не принести его сюда? Он приоткрыл дверь:
— Чатте! Поднимись ко мне в кабинет, притащи из буфета вино и стакан не забудь. Потом постучись, понял? Это приказ!
«Грач»-канцелярист лишь округлил глаза: что ж, если полицмейстер так себя ведет, то, наверное, дело совсем плохо. Галашше сам прикрыл за ним дверь и постоял немного, не оборачиваясь.
— Слышь, Блес? Я ведь только одного хочу: понять, что за птица этот Вешшер. И все равно узнаю, не сегодня, так завтра. Ну зачем мне тебя мучить, на станок подвешивать, пальцеломку доставать? Расскажи, и я тебя сразу отпущу, Небом клянусь. Товарищей твоих тоже выпущу.
— Я ничего не знаю… Спросите лучше Бохроса, он же мой начальник, а я и бумаг-то не видел никогда!
— А что видел? — Галашше вернулся, поигрывая кнутом. — Аре, пойми: у меня впереди вся ночь. Я буду пить, курить, закажу обед, то есть этот… ужин, в Ад он провались! Я не убью тебя, мальчик, неотмаливаемый грех на душу не возьму. Но здоровым ты не будешь уже никогда.
Блес молчал, обхватив длинными руками колени. Галашше хлестнул его кнутом несильно, скорее даже погладил, но плечи грохеица вздрогнули.
— Ну что ты упираешься, дурачок? — Полицмейстер хлестнул еще, потом еще, чуть сильнее. Сам же говоришь: ничего толком не знаешь. Ну, значит, ничего толком и не расскажешь, ничего важного! Но так не бывает: жил в Грохене, торговал, а откуда товар берется — не слыхал.