Нашествие
Шрифт:
Раскаяния не было. Там, в тюрьме, на пересылках, Клаус сожалел о случившемся, мечтал однажды проснуться. Но теперь дело было уже не в раскаянии, теперь интересовало одно: дадут шанс или нет?
Зачитывала женщина, судя по голосу, лет пятидесяти. А может быть, и нет. У женщин очень трудно определять возраст по голосу. Клаусу казалось, что, будь это мужчина, он даже смог бы угадать, как тот выглядит. Женщина говорила слова, слова, но все не те, не важные.
«Да хватит же тянуть!» — хотелось кричать, но вместо этого Клаус сидел и смотрел на свои скованные руки. Будто актер на церемонии вручения какой-нибудь
«Мне улыбнуться, если смягчат наказание? Или не стоит?»
…высшей мере наказания: общественной смерти. Приговор окончательный и…
Клаус не вздрогнул, не пошевелился. Что ж, глупо было и думать, что они простят террориста. Хотя это несправедливо! Ведь он раскаялся, он уже не тот! И нечестно, что одинаковое наказание получили те, кто убивал, и те, кто лишь помогал им. В сущности, Клаус не понимал толком, что делает, до тех пор пока не увидел результат в новостях.
Значит, конец. Особая каторжная тюрьма номер двести восемнадцать это если официально. На пересылках Клауса просили передать привет на «Кладбище». Это вернее Кладбище. Там хоронят заживо.
Слухи ходили самые разные. Рудники, где заключенных торопятся поскорее сгноить, планетка с поганым климатом, куда их высаживают с ящиком инструмента, — много всякого. Кладбище, где исчезают навсегда, будоражит воображение. Ромиль говорил, что все это ерунда.
Они просто не нужны, понимаешь? Ни на рудниках, ни для колонизации какой-то дурацкой. Я скорее поверю в здоровенную станцию, где всех этих покойничков укладывают рядами в ящики и усыпляют. Искусственное подкармливание, массаж, никакого убийства. Живи сколько протянешь, только не просыпайся. По крайней мере, я бы сделал так, раз уж наша лжедемократия не хочет сэкономить и просто вышвырнуть лишних в вакуум за бортом. Они же гуманисты, мать их!
Кладбище — информационная черная дыра. Оттуда не долетает ни звука, ни байта. Каторжане рассказывают о бывших надзирателях, встреченных в баре, о каких-то сбежавших парнях, но все эти байки выдуманы длинными ночами на нарах. Общественная смерть предполагает, что общество больше не услышит о человеке никогда. Как он умер, когда, куда дели тело — даже родственники не имеют права знать. С Кладбища нет возврата.
Доставляли Клауса, как и положено, персональным рейсом. Куда? А этого никто не знает. Были ли на корабле люди — неизвестно, Клаус никого не видел. Он уже умер для общества. Суточный полет стал кошмаром; не будь руки скованы, приговоренный убил бы себя еще в пути. Когда «детский стульчик» повез его по рельсу куда-то в темноту и стало ясно, что он прибыл в «номер двести восемнадцать», Клаус даже почувствовал облегчение. Вот сейчас все станет ясно… Хотя какая разница? Лучше бы убили.
И все шло к тому. Кресло доставило его в маленький круглый зал и перевернулось. Клаус повис на своих оковах, а внизу открылся люк. Нечто синее горело там, что-то непонятное и красивое, как сама смерть. В механизме «детского стульчика» что-то загудело, защелкало, и Клаус понял, что вот сейчас замки отщелкнутся и он полетит вниз, Можно попробовать зацепиться, висеть, пока держат руки, но зачем?
— Вот и все! — выкрикнул он.
И они будто услышали, хотя, конечно, тут звучала запись — одна для всех.
— Общество прощается с вами и прошает вас. Возврата нет, но надежда да пребудет с вами в пути, нам неведомом.
— Да пош…
Клаус не успел договорить, синее сияние прыгнуло ему прямо в лицо. Падая, он вскинул руки, пытаясь защититься, но жара не было. Все, с кем Клаус разговаривал позже, говорили о каком-то минутном помрачнении сознания, но сам он такого не помнил. Синева вокруг растаяла, вот и все. Трава, лес. Лягушка прямо перед носом, удивленно разглядывающая пришельца.
Вот тут впору было бы потерять сознание, но Клаус лишь вскочил словно ужаленный, отпрыгнул подальше от лягушки. Она сделала примерно то же самое. Клаус огляделся и понял, что версия Ромиля об усыплении скорее всего верна.
— Накачали наркотой, ублюдки! — прошипел Клаус, то приседая, то снова распрямляя дрожащие ноги. — Вот так, вот так…
Лес вокруг был незнакомый, Клаус подобрал несколько листьев и не смог определить породу деревьев. Захотелось пить.
— Райский сад или какой-то другой?
Он пошел наугад, стараясь не обращать внимания на покалывающие подошвы колючие веточки. Ведь смертник не должен замечать таких мелочей. В сущности, Клаусу теперь ничего не страшно. Только хочется пить, а какое-то насекомое больно куснуло прямо в задницу. Это напоминало жизнь.
Вессен не был райским садом, наоборот, на одном из никейских диалектов его называли садом адским. Еще бы, отсюда приходят атори, нет места на земле ближе к владениям Подземного Князя.
Спустя примерно час Клаус увидел волка. Из-за расцветки и тупой морды он, конечно, окрестил его «тигром», хотя хвост у зверя болтался сзади поленом. Повинуясь естественному импульсу, Клаус схватил палку, оказавшуюся сухой и ломкой. Но волк, предупреждающе рыкнув, ушел в тень деревьев. Клаус тогда еще не знал, что этим хищникам вполне хватает мертвечины.
— Что за странные галлюцинации от вашей наркоты, а, ублюдки? — поинтересовался Клаус у «общества», хотя и не был уверен, что оно его слышит. — А что будет, если я себе вены перегрызу, а? Что будет?
Проверять пока не хотелось. После нескольких месяцев в тюрьме лес ему даже нравился. Он нашел палку получше, потом под ногу попался удобный камень. Это уже оружие, можно попробовать кого-нибудь зашибить, подкормиться…
— А огонь здесь чем разводят?
Никто не ответил. Альгары в Вессене растет предостаточно, но Клаус понятия не имел, что в этом мире добыть огонь так легко. Он шел, сперва не особенно задумываясь куда, потом выбрал направление и постарался придерживаться его, ориентируясь по солнцу. К середине дня Клаус нашел ручей и впервые в жизни напился из открытого водоема.
— А что, быт налаживается? — спросил он у своего отражения и у рыбок, снующих между камней. — Хотя я, наверное, спешу с выводами.
До темноты Клаус следовал за изгибами ручья, справедливо рассудив, что тот выведет его к реке. Зачем ему понадобилась река? Затем, что, оказавшись в неизвестном месте, естественнее всего начать искать людей. А люди любят селиться у рек: там много рыбы, вкусной, легко приготовляемой рыбы… Клаус очень хотел есть. Лягушек, что в изобилии жили на берегах ручья, он пока трогать не собирался, а вот рыбку величиной с ладонь попытался палкой выгнать из-под камня.