Наши крылья растут вместе
Шрифт:
— Я никогда не брал твоего, Фернандес.
Оливия отлично провела полет в полном одиночестве. Ее никто не раздражал шелестом бумаг и недовольным молчанием. Она наслаждалась полетом в полном смысле этого слова: смотря в окно и пытаясь не думать ни о чем. Мелани пару раз приходила к ней, садясь рядом и рассказывая случаи в полете, недавно случившиеся с ней. Но они и на половину не были такими яркими, как у Оливии. Даже если не брать случай с рожающей девушкой, то самый первый полет— это просто фейерверк острых ощущений. Но все стерлось из памяти тут же, как только Мелани открыла
— У меня роман, Лив.
От удивления Оливия открыла рот. Это новость должна быть на первом месте. А Мел только в конце полета говорит об этом.
— С кем?
Мелани придвинулась ближе, шепча на ухо:
— Со стюардом из моего экипажа.
Лучше бы девушка этого не слышала. Строгое табу на отношения между членами экипажа были правилами номер три. И самыми сложными, как сказал Мухаммед Шараф Эль Дин, отпуская их в летную жизнь.
— Мел, что ты творишь! А если кто — то узнает? Тебя уволят!
Но Мелани натянуто улыбнулась, пожимая плечами:
— Значит не судьба.
— Как ты можешь такое говорить, — разозлилась Оливия, — жертвовать карьерой ради пустой связи…
Но ее прервал до боли знакомый гипнотический голос, обращаясь к пассажирам. Она даже подняла голову, думая, что ей слышится и мысленно видя того, кому он принадлежит:
— Уважаемые, Леди и Джентльмены, говорит капитан, мы приступили к снижению и уже через несколько минут, вы сможете любоваться видами второго по величине в Германии города Гамбурга. Температура в аэропорту вас ждет слегка прохладная, + 24'С и небольшой дождь. Прошу пристегнуть ремни и не расстегивать их до полной остановки самолета. Спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию и от всех членов нашего экипажа желаю вам приятного пребывания в Гамбурге.
Тут же прозвучал сигнал «пристегнуть ремни», но Оливия не торопилась хвататься за ремень, она плохо понимала, что происходит, услышав этот голос. Забыв, что несколько секунд назад она отчитывала подругу за безумный роман, Оливия посмотрела удивленным взглядом на сидящую рядом Мелани.
— Мне нет покоя от этого человека, ни на земле, ни в воздухе. — Оливия не могла поверить в то что слышала его голос там, где его точно не должно быть.
— Голос у него обалденный, — задумчиво произнесла Мел, вставая со своего места, но подруга схватила ее за руку:
— Ты кажется говорила про свой роман, прости, Даниэль перебил наш разговор. Какого черта он вообще заговорил?
— Поговорим вечером. — Улыбнулась подруга.
— Ты покажешь мне его?
— Он работает в хвостовой части, его зовут Герберт Закс.
Жаль, что Оливия не знала этого раньше — она бы лучше рассматривала стюардов этого экипажа.
— Немец?
Мел вновь села рядом:
— У меня нет проблем с национальностью. Какая разница— немец, грек, испанец, — на последнее Мелани поставила ударение, — если есть страсть, а может и любовь, то это не важно.
— Я не об этом. — Оливия задумалась, вздохнув, — просто такая теперь наша жизнь.
Пока они обсуждали жизнь Мелани, в кабине пилотов трое мужчин хохотали над словами Даниэля, произнесенными для пассажиров. Он все-таки сделал это,
— Никогда столько не говорю, — между смехом, произнес Джек, — соловей.
Даниэль, смеясь, кивнул и встал со своего места. Хоть как — то он поднял себе настроение:
— Я пошел в салон, не забудь, что тебе садиться.
— Теперь боюсь мои стюардессы сбегут к тебе, Фернандес.
— Мне бы со своими разобраться, — после этих слов, улыбка спала с его лица. Он понял, что не хочет уходить из кабины, но устав запрещает находиться во время взлета и посадки третьего лица не имеющего отношения к данному полету.
— Тогда встретимся вечером, — махнул ему рукой капитан и вышел на связь с диспетчером.
Даниэлю пришлось вновь сесть с Оливией. Радовало только то, что через несколько минут они приземлятся и он до завтра не увидит ее. Потерпеть всего несколько минут. Он уже начал отчитывать время, смотря на часы на своем запястье левой руки, понимая, что она тоже смотрит на них.
— Считаю минуты, когда уже не увижу тебя, — произнес он, нарушая табу на разговоры с ней. Но пусть знает, что он не в восторге сидеть с ней рядом.
— Мне это тоже не приносит удовольствие.
Он взглянул в ее глаза, подчеркивая для себя, что их цвет соответствовал тому, что сейчас было за бортом самолета. А ее не накрашенные губы были особенно бледны. Он поймал себя на странной мысли, что хочет вновь прикоснуться к ним, делая их розовее.
Он смотрел на ее губы, нахмурив брови и Оливия машинально закусила нижнюю, понимая, что не накрасила их. Она так устала есть тонну помады, что сейчас просто решила отдохнуть от косметики. Видимо даже этот факт его раздражал. Ведь стюардесса его экипажа всегда должна выглядеть идеально. Потянувшись за сумочкой, чтобы вытащить помаду, она почувствовала его шепот возле своего уха:
— Не надо. Ты не на работе.
Ему даже захотелось доплатит ей, что бы она не красила их. И еще доплатить, что бы она больше не прикусывала нижнюю губу так нежно, как он только что видел и вообще не смотрела в его сторону.
Она кивнула, ставя сумочку обратно под сиденье. Отлично. Хоть что — то он сказал приятное ее слуху.
Самолет коснулся полосы, и Оливия грустно вздохнула. Летать было проще, чем жить на земле. Она смотрела в окно, слыша, как загудел самолет:
— Реверс, — задумчиво прошептала она сама себе, но Даниэль услышал это слово. Слышать от нее такие слова было уже не впервой, но сейчас она просто сказала его, наблюдая, как самолет резко начал тормозить.
— Аэропорт обязывает.
Она повернулась к нему, желая задать кучу вопросов. Странных. Для нормальной девушки:
— Ты не используешь реверс, когда мы садимся в Дубае, почему?
Он все еще смотрел в ее окно, слегка прищурив глаза, наверно, думая над ответом. Но ответ был один— потому что он Даниэль Фернандес Торрес.
— В Дубае полоса позволяет сделать пробег, так почему не использовать ее для этого? Плюс к этому— аэропорт находится в центре города, постоянный шум надоедает людям, живущим рядом.