Наши люди в Шанхае
Шрифт:
— Я?! Нет, Алсуфьев, я не путаю. Как говорит «мама в законе», память у меня очень даже прекрасная. Ты сам-то сосредоточься, вспомни, о чем писал. Дословно я, конечно, передать не берусь, но смысл первой фразы того доклада в том, что бешенство неизлечимо.
— Ах, вот ты о чем! — счастливо рассмеялся он. — Тогда ты абсолютно права, Наташечка. Абсолютно. Беру свои слова обратно. Мой доклад, действительно, начинается именно с такой фразы: «С медицинской точки зрения не вылечивается только одна болезнь —
— Да, ладно тебе, — укоризненно вздохнула я. — Скажи лучше спасибо, что я этот доклад о неизлечимости бешенства не выбросила за ненадобностью за борт самолета.
— Да уж! Спасибо тебе большое, Наташечка. Если б не ты, не знаю, что бы со мной сейчас было.
— Ладно, Алсуфьев, не хвали, захвалишь!
Глава 8
Клевать носом я начала еще в такси, по дороге из отеля в Центр китайской медицины, где должна была проходить конференция.
Не буду скромничать, я усердно боролась со сном. Треща без умолку, я непрерывно меняла положение и ерзала на сидении. Боялась, усну, пропущу самое интересное.
Шутка сказать, первый раз в жизни попала в столицу Поднебесной. Согласитесь, пара дней, проведенных мной здесь в годовалом возрасте, не в счет.
Старательно приникнув к стеклу, я таращила сонные глазоньки и из последних сил любовалась видами Пекина. Смотрела на проносящиеся мимо стайки велосипедистов, яркие цветущие клумбы, огромные небоскребы с чистейшими окнами…
Вот какой-то канал или река с плакучими ивами по берегам. А вот пагода с зеленой крышей…
Я с интересом разглядывала старинную пагоду, пыталась прочитать, что там написано на вывеске перед входом, как вдруг, открываю глаза, а передо мной уже вовсе не пагода, а современное здание океанариума.
Задремала-таки!
Сказалась усталость от долгого перелета, бессонная ночь и нервотрепка из-за совсем было утраченного доклада Алсуфьева.
Надо ли говорить, что на конференции я уснула тотчас, как только завершилась церемония открытия и начался первый доклад.
Периодически я все-таки просыпалась (меня будили аплодисменты), нервно вздрагивала, виновато улыбалась сидящему рядом Алсуфьеву и через минуту благополучно засыпала опять.
А что вы хотите? Я ведь не двужильная. Не робот и не терминатор, и не такая уж и молоденькая, мне трудно не спать сутками. К тому же кресла здесь мягкие, удобные, с подлокотниками и подголовниками.
О чем они, интересно, думали, эти китайцы, когда проектировали такие кресла для конференц-зала?
Я ущипнула себя за руку. Сильно ущипнула. И смогла продержаться пару минут без сна.
Хорошо
Посмотрела бы я на него, окажись он на моем месте.
— Сережа, — яростно зашипела я, склонившись к Алсуфьеву, — долго еще?
— Что, прости? — слегка отстранился он.
— Долго еще, говорю?
— Не знаю. — Алсуфьев пожал плечами и прижал палец к губам. Дескать, помолчим, а то неудобно.
Я замолкла, а сон уже тут как тут. Навалился влажной тяжелой подушкой на лицо и давит, давит. Не на жизнь, а на смерть давит. Нет, это уже не легкая дрема, приносящая минутное облегчение и восстанавливающая силы, нет, это общий наркоз какой-то.
Чтобы взбодриться, я пошаркала по полу ногами.
— Надо мне было остаться в отеле. А, Сереж? Выступать нам завтра. Чего я здесь зря кисну. Я уже не могу больше, я на пределе, Сережа. Еще немножко и упаду в проход. Тебе это надо?
Сидит, сверкает очками, даже не повернулся в мою сторону.
— Сережа, — я потрясла Алсуфьева за рукав. — Ты ж опозоришься из-за меня. Сам опозоришься и всех своих коллег опозоришь. — Я без зазрения совести сгущала краски. Я хотела спать. — Давай, знаешь, как сделаем? Давай ты здесь останешься, на конференции, а я вернусь в отель? Высплюсь, отдохну, и завтра со свежими силами…
— Хорошо, хорошо, — свистящим шепотом перебил он. — Я провожу тебя в отель во время перерыва.
— А когда у них будет перерыв? — Меня не так-то легко сбить с толку.
— Кажется, скоро.
— Скоро — это как?
Алсуфьев послушно зашуршал программкой:
— Через три доклада.
— Ой, нет, — взвыла я, — это невозможно. Еще три доклада я не вынесу. Вот, смотри! — Я закинула ногу на ногу и ткнула пальцем в слегка оплывшую лодыжку. — Ноги отекли. Видишь? Сердце, наверное, не справляется.
Алсуфьев беспомощно пожевал губами.
— Ну-у…
— Да ты потрогай, Сережа, потрогай. Пощупай сам, если не веришь. — Я схватила его руку и силой притянула к своей щиколотке. — Видишь?
Он дернулся как от удара электрическим током и в смятении уставился на меня.
Уловив в алсуфьевских глазах некий намек на сочувствие, я резво поднялась. Куй железо, пока горячо.
— Так я пойду, Сережечка? Буду ждать тебя в своем номере, — ангельским голосочком доложилась я и начала поспешно пробираться в конец ряда.
Ученые мужи удивленно вскидывались, испуганно подбирали ноги, я же, непрерывно извиняясь и скорбно вздыхая, упорно протискивалась к выходу.
Отдавила кому-то ногу: