Наши люди в Шанхае

Манухина Наталия Николаевна

Я пожалела, что не взяла с собой словари. Как бы они мне сейчас пригодились. Особенно русско-китайский. Идиотка! Притащить на себе такую тяжесть из Питера и оставить в отеле.

— Do you speake English? — Я решилась прояснить ситуацию.

— Хо! — ликующе прокричал таксист и, бросив руль, обеими руками радостно хлопнул себя по ляжкам.

Машина, предоставленная сама себе, угрожающе вильнула в сторону. Слева предупреждающе посигналили. Мой экспансивный собеседник схватился за руль.

Я, хоть и с запозданием, но все-таки заорала:

— Осторожней!!! Машина!!!

Водитель несказанно удивился.

—

Мадам — фрэнз! — Восхищенно присвистнув, он восторженно ткнул меня пальцем в плечо.

Я не позарилась на такое лестное для меня сравнение. Я отрицательно мотнула головой:

— Нет, мадам — не француженка. Мадам русская.

— О! — серьезно, с уважением покивал он. — Итали.

— Нет! — Меня не так то легко сбить с толку. — Не Италия, Россия. Мадам из России. Русская.

— Русс? — Брови водителя взметнулись вверх.

— Да! — Я твердо стояла на своем.

Я не блондинка, у меня не славянский тип лица, но я русская. Нас русских — много. Мы все разные. Чему удивляться? Пусть привыкает.

— Русс?! What is it «русс»?

— «Русс» is «Рашен»! Ра-шен!!! — проорала я по слогам и вопросительно уставилась на непонятливого таксиста, дескать, теперь-то — понял?

Он отрицательно покачал головой.

Мимо!

Я обхватила себя за плечи руками:

— Бр-р-р-р-р! — Как в лихорадке затряслась я. — Бр-р-р-р! Cold! Холодно! В России очень холодно. Cold! Идет снег. — Я закатила глаза к потолку. — Snow! Снег! Понимаете? Не понимаете?!

Таксист беспомощно заморгал, не отрывая от меня взгляда. Казалось, он совсем забыл и про руль, и про дорогу. Китаец силился понять, откуда взялась малопонятная мадам.

Я вскинула руки и вытаращила глаза. Хотела показать ему русского медведя. Знаете, как делают взрослые, когда играют с детьми? Растопырят пошире скрюченные пальцы, брови свирепо сдвинут, глаза выпучат и ревут не своим голосом. Получается очень страшно и натурально.

Именно поэтому я и передумала. Испугается еще мой таксист моего медведя и врежется куда-нибудь с перепугу.

Мне это надо? Нет.

Согласитесь, нелепо пугать водителя, когда сам находишься в салоне автомобиля.

Я опустила руки, отвернулась к окну и нервно забарабанила пальцами по своей сумочке.

Дожили! Китайский таксист ничего не знает о России. Понятия не имеет. Слово «русский» ни о чем ему не говорит. И это в Пекине! В столице. Что ж говорить о глубинке.

А ведь еще недавно, всего каких-то полвека назад китайцы считали русских братьями. Была даже песня такая: «Русский с китайцем — братья навек».

— Суляни? — нерешительно спросил водитель. — Суляни! — уже более твердо повторил он.

— Суляни? — Я резко повернулась к нему лицом. — Как вы сказали? Су-ля-ни? Советские?

Он удовлетворенно кивнул.

— Да! — неожиданно громко закричала я. — Да, советская! Я советская! Я из Советского Союза. Из Ленинграда!

Я так обрадовалась, что вспомнила это слово. Я не могла себя поверить. Надо же! Суляни! Советские! Какая прелесть! Я умудрилась вспомнить давно забытое китайское слово. Слово из своего раннего детства, которое я не слышала ни разу после возвращения из Китая.

Суляни! Удивительно! Прав был Алсуфьев, человеческая память имеет такую особенность — актуализироваться.

Меня распирало от эмоций, и я выплеснула их на водителя.

— Мой папа был суляни специалистом, —

восторженно сообщила я, — советским специалистом. Он три года проработал в Китае. Только не в Пекине, а в Шанхае. Мы жили там, мои родители и я. Правда я еще совсем маленькая была, мало что помню. А вот вы сказали: «суляни», и я вспомнила. Вы знаете, мы жили в отеле, и там был сквер. Круглый такой, небольшой сквер, с чугунной оградой, перед самым отелем. Вернее, это и была территория отеля. То есть, этот сквер принадлежал отелю, поэтому иногда нам разрешали гулять там без родителей и без няни. Редко, но это случалось. И вот когда мы гуляли одни, без взрослых, то китайские дети (их почему-то в этот сквер не пускали) забирались на самый верх чугунной решетки и кричали нам сверху: «Суляни! Суляни!». И корчили нам смешные рожицы. Дразнились, одним словом. Мы, конечно, тоже не оставались в долгу. Забавно, правда? Ведь в нашем отеле жили не только советские. Там было много и венгров, и чехов, и поляков, а еще там жили немцы из ГДР. Правда, сама я этого не помню. Мне мама рассказывала. Вот я и думаю, если специалисты из Советского Союза жили в отеле с семьями, то и специалисты из других стран соцлагеря тоже жили там вместе со своими семьями. А это значит, что их дети тоже жили там и играли в том же сквере, что и мы. Почему же китайчата кричали только: «Суляни!». Странно. Но может быть, я еще вспомню и это. Раз уж я начала вспоминать. Не думаю, что это были какие-то проявления детского шовинизма по отношению к советским людям, скорее китайчата кричали так потому…

Я испуганно смолкла и посмотрела на таксиста. Он молча крутил баранку, не обращая на меня никакого внимания. Обиделся, наверное.

Еще бы! Кому это может понравиться? Я готова была надавать себя по губам. Надо же было такое ляпнуть: «китайчата!» Идиотка! И не один, а несколько раз подряд брякнула.

Да, еще про шовинизм завела разговор. Рассуждаю о шовинизме, а мое уничижительное словечко «китайчата» разве не из того же разряда?

Я вспыхнула от неловкости за свою болтливость. Пристала к постороннему человеку со своими глупыми воспоминаниями. От возбуждения говорила сбивчиво, косноязычно, наверняка, чересчур громко. Бедный таксист! Если все пассажиры начнут доставать его своими громогласными разговорами, у него к вечеру голова будет раскалываться.

— Хо? — робко сказала я, пытаясь загладить свою вину.

Конечно, уместнее было бы в моем случае извиниться, но я не знаю, как будет по-китайски «извините, пожалуйста», а таксист не знает русского.

Нет, это невозможно. Определенно, от недосыпа у меня помутился рассудок. Если китаец не знает русского, то не мог на меня обидеться из-за одного неосторожно сказанного слова. Он вообще ни словечка не понял из моего путаного рассказа.

Кошмар какой! Это просто счастье, что он ничего не понял.

Я ведь клятвенно обещала Верочке перед отъездом, что не буду болтать с посторонними о своем китайском прошлом. Для своей же пользы не буду. Ни за что и никогда. И сама не буду, и за Алсуфьевым пригляжу, чтобы не наговорил лишнего.

Потому что это может быть очень опасно! Очень!

— Тяньаньмэнь, please! — водитель широко улыбнулся и гордо показал на открывшуюся вдруг нашему взгляду площадь необъятных размеров. — Тяньаньмэнь!

— Тяньаньмэнь?! — очнулась я.

— Тяньаньмэнь, — доброжелательно закивал он.