Наши трёхъязычные дети
Шрифт:
С другой стороны, есть мощный противовес из русских фильмов и мультфильмов (на месте немецкой кино– и видеопродукции у нас зияет провал). Первыми нашими длинными фильмами стали именно русские: «Три толстяка» и «Снежная королева», а сколько потом было с удовольствием пересмотрено экранизаций сказок, народных и авторских! «Огонь, вода и медные трубы» Александра Роу, «Аленький цветочек», «Принцесса на горошине», «Волшебная лампа Аладдина», «Город мастеров», «Королевство кривых зеркал» (опять Роу), «Принц и нищий» (большинство из них – старые; новые фильмы для детей от 4 до 6 мне остались неизвестны)… И ещё больше мы просмотрели мультфильмов: серии о Чебурашке с Геной, о Винни-Пухе, о бременских музыкантах, о Карлсоне, о
Я сознательно не отделяю фильмы на основе западных сюжетов: воплощение остаётся «русским».
В русской мультипликации это особенно заметно: центр тяжести здесь – персонажи, а не фабула, повествование всегда эмоционально интонировано, «интертекст» не так богат и виртуозен, как в английских экранизациях, темп замедленнее, спокойнее, без «поучительности» никак не обходится, настрой исключительно на детей (западные мультики и взрослым адресованы).
Когда русские авторы, перейдя невидимую «границу», проникают на земли, которые традиционно разрабатывает Запад, результат, на мой взгляд, часто кажется ученической имитацией (русские «триллеры», где действуют кот с мышами и заяц с волком; русская игра с «формулами» и стилями: «Шрека» и продолжение «Бременских музыкантов» невозможно поставить в один ряд).
Чтоб поставить точку, нужна оговорка: русская культура, конечно же, не обречена на воспроизводство исключительно «своих» стилей-традиций. Но они, как ни крути, есть, и чаще всего именно развитие их (а не попытки от них отступить) до сих пор всё ещё гарантирует успех у начинающей публики.
Это всё – те фильмы, с которыми мы не просто «ознакомились», но которые отложились в сознании. А нередко – и в поведении: оба наших малыша долго изображали механическую куклу-Суок, а после «Волшебной лампы Аладдина» в доме появился Джинн (чем мы без зазрения совести воспользовались…).
«Конкуренция» между русскими и английскими фильмами у нас действительно острая. За год до шестилетия детей невозможно было предсказать, что за диск попросят они поставить, о приключениях Винни Пуха или Даффи.
В последнее время «папины» фильмы оказываются более мощным магнитом. Что меня печалит, отсюда – попытки выправить положение.
Не из «патриотических» соображений, очень мало – из «воспитательных». Частью по причинам скорее «филологическим»: например, заметила, что дети усваивают «язык» утёнка Даффи (то есть звукоподражания и клоунада теснят речь), – как же не направить подражание в более достойное русло! Кроме того (и не в последнюю очередь!), забота также и об «эстетике»: в чистых «экшн» сериях о Road Runner… ничего не происходит! действия настолько однообразны, что сюжета, можно сказать, нет.
«Выправить положение» – речь о восстановлении полноты, а НЕ об ограничении доступа к тому, что взрослым кажется ненужным, вредным и т. п. Нам никогда не приходило в голову фильтровать домашнюю медиатеку под углом зрения какой-либо из культур.
Здесь не миновать одной старой темы русских педагогов. Речь об элементе «жестокости» в «западной» эстетике. В центре старого спора – вопрос: формирует ли «насилие на экране» агрессивные импульсы в психике или, наоборот, это они питают интерес к «жестоким» фильмам? и если верно первое, то в какой мере зрительный ряд влияет на психику и поведение детей? Задающие эти вопросы почти всегда
Кажется, наша семья может внести свою лепту в обсуждение, предложив взгляд на «проблему» с новой стороны. Мы давно заметили странное: мультфильмы с «членовредительством» (настоящие ужастики!) малыши воспринимают с удовольствием и хохоча, а фильмы с драматическим сюжетом (вроде «Моби Дика») смотреть наотрез отказываются. Отталкивает также и «мистика» мрачных тонов (как в мастерском образце жанра «Nightmare before Christmas»), и построенная на гротеске сатира (как в «Charlie and Chocolate Factory» того же Тима Бёртона – Tim Burton). Наконец, есть фильмы, которые дети смотрят, но за папиной спиной (под диваном и т. д.), вроде «Монстров».
Речь не об определённом возрасте (2–3), когда дети вообще не в состоянии выносить страшное, и не об актёрском разыгрывании страха, чем отличаются прежде всего девочки (Анин страх перед мюзиклом «Волшебник страны Оз», «The Wizard of Oz», – явно наигранный). Речь о некоем различении, к которому оказываются способны уже дети среднего и старшего дошкольного возраста. Всё дело, видимо, в сопровождающих «визуальный ряд» чувствах.
Похоже, на детей действует не картинка, а связанные с ней эмоции. В диснеевских мультфильмах головы плющатся, дробятся лапы и вытягиваются тела, однако нормальный вид с такой же лёгкостью и восстанавливается. Серии телесных катастроф цикличны, действие неизменно возвращается «на круги своя». Потому и остаётся впечатление, что страшное происходит не всерьёз – игра!
Другое дело – реалистические трагедии, точнее, драматические ощущения, реально присутствующие в фильмах (а не просто наигранные). Печаль, страх, гнев, отвращение и т. д. малыши не то что не в состоянии вынести – их способность переживать всё это, видимо, имеет свои границы. Если фильм слишком глубоко задевает эмоциональную сферу, маленькие зрители предпочитают избежать встряски, «психической атаки», какой бы гениальный фильм ни был. Чем более сильное эмоциональное потрясение ожидается, тем сильнее сопротивление…
И, конечно, важно, какие эмоции преобладают, какой именно тон побеждает. Наши полюбили «Borrowers», хоть фильм и не без «страшных» сцен, а вот более тонкие «Mouse Hunt» или, например, «Harry Potter and the Philosopher’s Stone» смотрели не без опаски и повторить не просили. Триллер триллеру рознь. В первом из выше упомянутых нота доброй сказки сильнее (а можно и так сказать: действия злодеев – всего лишь условность, ингредиент жанрового «рецепта»). В двух других – «зло» принимается во внимание всерьёз, оно весомо и действительно может победить (фильмы о Гарри Поттере на этом и построены).
Педагоги могут не беспокоиться: восприятие детей оказывается более здоровым, чем можно предполагать; во всяком случае, в дошкольном возрасте. (А позднее? скорее всего, опять-таки здоровье – отправная точка и пункт назначения «жестоких» жанров и форм: они – старый аргумент западных эстетиков – служат канализации «дурных» эмоций, очищения от них психики…).
Вопрос о цензуре отпадает, за явной избыточностью…
Замечание вдогонку, о «балансе культур». Вообще-то, хочется не столько «своё» утвердить, а равновесия добиться. Чтобы дети, упрощённо говоря, были открыты и «западной» событийности (тонус, динамичность, готовность к перипетиям-переделкам, изобретательность в реакциях), и «русской» «психологии» (чуткость к состояниям-настроениям, понимание характеров). Чтобы воспринимали и уважали игру – и серьёзность, манипуляции с найденным, «тривиальным», – и «аутентичность» со «смыслоискательством». Мы, взрослые, оба заинтересованы в расширении культурного кругозора (чтобы дети знали побольше стилей «хороших и разных»), настолько же, насколько и в развитости вкуса детей; потому в принципе готовы пропагандировать не только «свою» культуру.