Наши трёхъязычные дети
Шрифт:
Ясно, что идеального двуязычия в жизни не бывает. Если пойдут в англо-немецкую школу, в идеале надо бы мне дублировать преподавание на русском, чтобы понятия отложились в голове на 3 языках. Надо бы организовать, помимо немецкого, русское и англоязычное телевидение, чтобы культурный опыт и словарный запас были приближены к соответствующим у русских и американских ровесников. Нереально…
Попробовала, читая, спрашивать Аню, что видит на картинке, что будет дальше, что она запомнила из прочитанного.
М. похвалил их успехи в грамматике. Алекова грамматика: «Don’t, icky».
Аня: «Du machst драться». Победа немецкого? Вообще, Аня может сказать на немецком больше, чем на
Прислушивается к разговорам взрослых, выуживает уже слышанные, но не вполне усвоенные слова, догадавшись, что они значат, переспрашивает: «Ist das Schrank?»
День рождения на носу. Можно было бы ожидать скачка в языке – скорее откат. И вообще, стали «дикие»: спорят и дерутся, не хотят гулять, по утрам не хотят одеваться, Алек совершенно перестал интересоваться словами и книжками – только железная дорога. Аня не хочет смотреть фильмы (и не только «Монстров»; правда, когда всё-таки включаем, смотрит).
Александр теперь уверенно говорит «Алек», за папой и мамой многое повторяет. Правда, не всегда! Сегодня хотел австралийских орехов, я держала банку и просила повторить за мной: «Дай орехов, пожалуйста!» «Дай» и «пожалуйста» он может, а «орехов» и не вздумал повторять: «р» в слове! Мычал, показывал пальцем и хныкал, но на просьбу повторять за мной «отвечал» молчанием. Ушла, поставив орехи в недоступное место (выступ фильтра над плитой). Перед тем, как уйти, видела: Алек, поставив стул поближе к плите, тянется к орехам; видно было, что не дотягивается. Убежала, делала срочные свои дела, слышала из кухни пару раз грохот двигаемой мебели. Побежала выносить мусор – заметила краешком глаза, что Алек что-то ест; вернулась – засекла, опять-таки краешком глаза, какое-то движение, как будто Алек отходит от плиты и стул оттаскивает. Сказала М.: кажется, Алек достал-таки орехи, но как, ума не приложу: он ведь не мог дотянуться! М., чуть позже, открыл банку – и ахнул: почти всё съедено! И в самом деле, каким-то чудом достал и слопал! Ему легче проявить смекалку и добыть желаемое, чем напрячь лицевые мускулы и, потренировавшись, выдать пару слов…
Может быть, мы можем использовать любовь Алека ко всему сконструированному, чтобы донести до него вкус чтения: надо покупать объёмные и говорящие книжки и т. п.
3 года
Аня говорит лучше по-немецки! М., отводя их в детсадик, слышал, как она сказала Ли-Рою: «Ich habe den Stein gefunden!»
Mein, auch – как были выучены, так и остались, хотя «мой» – короче немецкой параллели и «тоже» – не длиннее.
Смотрели книгу о динозаврах и фильм об Исландии, с вулканами. Всё это им показывал М.; Аня сердится на моё «вулкан», поправляет: volcano; удовлетворилась не столько моим разъяснением, что у папы и мамы разные слова, сколько тем, что lava оказалась и у меня лавой. Получается, забывает, что «папа так говорит, а мама по-другому; папа и мама говорят на разных языках».
Любимые книжки Ани: о динозаврах, о золотой рыбке. Из русских оба просили читать: «Самовар» Хармса, «Курочку Рябу», стишок о козе рогатой, «Репку» – может, потому, что изображаю действия? «Волк и семеро козлят» нравится обоим: можно нажимать на волка-пищик – и искать спрятавшихся козлят на картинке. «Телефон» – скажем так: не вызвал сопротивления, как и восторга тоже. Всегда готовы «читать» книжки с наклейками. Фильм о вулканах (похож на фантазийные экспериментальные фильмы Нормана МакЛарена, хотя вообще-то документальный) – Аня не боится! а мультфильм о монстрах смотреть не хочет, страшно… (Кстати, из русских книжек не хочет видеть «Закаляку».)
После «Закаляки» и «Монстров» началось:
Что это? Алек:
«коза» – о воздушном змее в небе;
«хеба» – а хочет чаю.
Необъяснимое.
Загадочные реплики Ани. Анино (теперь излюбленное): «Я боюсь», – потом: «Не надо фильма». Я, без надежды на разговор: «Почему? Что в этом фильме плохого?» – «Машина». – «Какая машина?» – «Гончая!» (По крайней мере, так звучало.) – «Гоночная?» – «Да». Я отошла ошарашенная: этого слова они точно знать не могут, ни я, ни мои родные-знакомые, ни наши фильмы или книжки не называли…
Аня уже и в моём присутствии говорит с братом по-немецки: «Bleib hier!», «Was ist los?»
Алек не только повторяет, но и говорит охотно, выговаривает лучше, обнаруживаются всё новые слова, и немецкие тоже: meine Schuhe, meine Jacke, bleib hier… Но… попытка составить ещё один список Алековых слов, начатая с большими надеждами, закончилась почти провалом: из карточек, которые уже несколько раз «проходили», назвал крайне мало. По-русски – всего несколько слов (фитот = цветок, собака, машина, ведро, дом, банан, лампа; носок – это, правда, когда показала на его собственные носки), ещё меньше по-английски (airplane, boot, book, pot), пару немецких (булун = Luftballon, Hose, Ball). А шапка, рыба, медведь, ягоды, гриб, юла, лист, карандаш, лошадь, молоток, дерево, майка, солнце, лопата, кошка, морковь, нож, птица, любимый телефон – забыл? (Что ж говорить о вещах, которые редко видит…) В основном ждёт подсказки – и ведь слова уже знает! Над ботинками, которые ещё утром сам называл по-немецки, думает – потому что игру начала по-русски? Или память отвратительная? Игрушку-тигра называет… крокодилом; и так далее.
На другой день вечером ещё раз попробовали – на этот раз играл с желанием, не хотел заканчивать (пришлось спрятать карточки, о которых думаю, что слова всё равно не знает) – назвал больше слов. Благодаря повторению?
Русские: птица, киса, ыба, майка, гиб. Английские: sun, horse.
Анина грамматика. Спрашивает меня: «Hast Du купил?» А день назад я ещё радовалась, что она грамматически правильно говорит: «Я мокрая».
Алек просит «хеба» – хочет ножницы. Ни за что бы не догадалась, если б Аня перед тем не требовала «резить» и если б Александр, прося, не показывал на ящик с иголками.
Аня отказывается признать, что написала в кровать. Говорит быстро и горячо: «Не надо ругать… Плакать»… И т. п. Я объяснила, что не ругаю. Чуть позже заходит в ванную, видит описанную простынку – говорит: «Анечка написала». Уменьшительный суффикс – для компенсации стыдного признания? оттого, что стыд пропал? Из жалости к себе, для утешения? Называет себя Анечкой теперь часто.
Каламбур: «Einsteigen… два steigen… три steigen…»
Аня говорит с берлинским акцентом. М. собирает её в детсаду: «Take your pants off!» Аня не слушается, пришлось повторить требование. Как выяснилось, она намеренно дурила: сияя улыбкой, передразнила М., а перед тем добавила: «Habe ick die gesaacht!»[ «Я тебе сказал»] – с берлинским акцентом, предложение явно детсадовского происхождения (от одной из воспитательниц?).
Спор между М. и Аней. М.: «I say apple!» – Аня: «I say Apfel!»
Аня наконец (иногда) более-менее развёрнуто рассказывает о садике. Сообщает (мне слышится упрёк), что в садике ели Stulle (бутерброд с колбаской, что дома есть М. не разрешает), «гуммигэрхен» = Gummib"archen (желатиновые фигурки медвежат, дома не поощряются) и «сухарики» (предпочитаем давать фрукты и полноценный завтрак-ужин). Иногда говорит, что кто-то дрался. Что приходила Дёрте, танцевали…