Наши в ТАССе
Шрифт:
26 февраля
Бутылки Кербабаева
Артёмов:
– Скоро 75-летие Кербабаева, известного туркменского писателя. Мне о нём рассказывали. Приехал он в Красноводск писать новый роман. В местной гостинице дали ему люкс. С ванной. И как истинный туркмен он плевал на ванну. Он складывал в неё бутылки из-под дешёвого вина. Уже набралось полванны, когда он почему-то уехал в Ашхабад. Через некоторое время снова приехал работать над романом. Только роман он отложил. В сторону. Не до романа! Первым делом он кинулся разыскивать свои бутылки, поскольку
– Я сдала ваши бутылки, – краснея, призналась старенькая уборщица.
– И вам дали деньги?
– Рубль шестьдесят.
– И вы считаете, что это ваши деньги?
Уборщица заняла у кастелянш, слесарей. Они дали ей медяками из денег, взятых на обед. Она отдала ему медяки в банке из-под сметаны.
– Зачем даёшь банку? – накинулся почтенный Берды Мурадович на уборщицу и стал считать. – Тут не хватает 10 капек.
– А банка?
– Тогда всё в порядке.
Работа над романом была успешно продолжена.
Все слушали эту историю с омерзением.
Разгорячился Иван Павлович. Выковырнул из памяти другой случай покудрявей.
– Война. Сорок первый год. Казань. Там корреспондентом ТАССа был Князев. Звонят ему из ТАССа и просят заказать у художника Тарле статью для англо-саксонских государств. Князев объяснил художнику свою просьбу.
– Подождите, – сказал Тарле.
Ждёт Князев десять, ждёт двадцать минут.
Через полчаса вышел из соседней комнаты художник с тремя страничками самим отпечатанного текста.
Князев опешил. Никто из великих не относился к журналистам с таким уважением. Стал благодарить.
– Ну что вы, молодой человек, – сказал художник. – У меня к вам тоже просьба. Гонорар за статью, если можете, перешлите как можно скорее. Плохи у меня дела с деньгами.
– Хорошо! Обязательно!
Просьбу Тарле Князев передал в ТАСС.
Через неделю требуют заказать вторую статью. Через три дня третью… Четвертую…
– А деньги!? – взвыл Князев. – С какими глазами идти?
– Действуй! Бухгалтерия тут туго поворачивается.
Извиняется, мнётся-гнётся, а идёт к художнику.
За короткое время Тарле написал семь статей.
А денег нет как нет.
Зато пришло указание заказать восьмую статью.
Князев побежал на рынок, продал сапоги и пиджак, но принёс деньги художнику. Попросил расписку:
– У нас в ТАССе такой порядок. Расписку обязательно.
Художник и написал: я, Тарле, получил от корр. ТАСС такую-то сумму.
Князев отправил в ТАСС большое злое объяснение, прислал расписку.
После этого скандала бухгалтерия удосужилась выслать гонорар Тарле.
Эта расписка долго хранилась в ТАССе. Как дорогая реликвия войны.
Но раз Бог любит троицу, так и я уж расскажу третью историю. Самую короткую.
В войну в Куйбышеве жил Алексей Толстой. Корреспондент ТАСС обратился к нему за статьёй для заграницы.
– Я напишу. А вы три тысячи дадите? Что скажете?
Корреспондент молча бросил трубку.
Трёп стоит коромыслом.
Артёмов кричит в спину уходящему Бузулуку:
– Олег Дмитриевич! Не
Сегодня Медведев в белой рубашке. Важен как покойник. Собрал летучку в редакции:
– Вчера у гендира была летучка. Много ругал он, что даём неинтересную информацию. Надо писать кроме приездов королей и их обедов. Писать о наших людях. Писать интересно, нетрафаретно. Будет нам очередная выволочка. На острый зуб Лапина попала статья Бузулука. Написана казённо. Видимо, о ней ещё будет идти речь, раз она зафиксирована. Какие вопросы?
Олег почесал затылок:
– Александр Иванович! Теперь надо готовить два варианта статьи. Статью, написанную живо, никакой министр не завизирует. Для визы – одна статья, для вестника – другая.
Медведев машет ладошкой книзу. Ну сбавь же ты глупые обороты!
– Да хорошую статью, – на подкрике выпаливает он, – ни один руководитель не откажется завизировать!
– Ну как, Александр Иванович, живо написать об активе? Это ж не актив, а матобогащение!
Попался Медведеву под горячую руку мурманский корреспондент Засухин. Засухина Медведев недолюбливает за самомнение. И, вкось отчеркнув мурманскую заметку, лепит смертный приговор:
«НИ. [62] Написано неинтересно. Факт местного значения».
62
НИ – не использована.
Забракованные заметки всё же выборочно просматривает Колесов. Он вернул Медведеву эту информацию. С визой «Срочно подготовить!»
Медведев и сложи лапки. Прижух на минутку. Обмозговывает, как бы всё-таки дожать засухинскую классику и заодно спасти свою марку. Командует Новикову:
– Звони в морское министерство. Законсультируй материал! Надо… Архивежливо склоняй к тому, чтоб забраковать. Ну скучно же написано! Что тут интересного? Буксир «Стерегущий» спас корабль «Черняховский». Ну и что? Его обязанность такая!
Министерство же твёрдо настаивает на публикации. И Медведев получает вторую оплеху.
Сам себя оплевал с корени до вышки!
Пишет наш началюга дубово, топорно. И требует, чтоб все так писали.
И при чём тут пустые разглагольствования о скуке письма? И какие у Медведева критерии интересного? Да и есть ли они у него?
Татьяне надоела говорилка о скуке письма. И она соскакивает на собачью стёжку:
– У нас пёс с Козловским оперы поёт. Козловский жалобно затянул а-а-а-а-а в сцене юродивого, и пёс вторит ему, подвывает… Просыпается наш Полкан по будильнику. Хоть в два, хоть в десять. Вскакивает. Морда сияет. Хвост туда-сюда, как маятник. А я не могу проснуться. У меня в шариках темно, пока кофе не выпью. Вчера я стукнула будильником об стену. Мешал спать.