Наши за границей

Лейкин Николай Александрович

Глафира Семеновна поняла, что ей сказали по-французски, но не ршалась указать на фасонъ.

— И сетъ бьенъ, и сетъ бьенъ… — отвчала она. — Сетъ оси бьенъ… Иль фо регардэ труа фасонъ.

— Tout de suite, madame… Voulez-vous vous assoir… C'est monsieur votre mari? — указала она на Николая Ивановича.

— Вуй, мари.

Продавальщица предложила стулъ и Николаю Ивановичу.

— Prenez place, monsieur… Придется вамъ подождать довольно долго. Дамы вообще не скоро ршаются на выборъ костюмовъ. А чтобы вамъ не скучать, вотъ вамъ и

сегодняшній нумеръ «Фигаро». Пожалуйста.

— Мерси, — сказалъ Николай Ивановичъ, грузно опустился на стулъ и, раскрывая поданный ему нумеръ французской газеты, сталъ его разсматривать, длая видъ, что онъ что нибудь понимаетъ.

Продавальщица между тмъ вытаскивала изъ витринъ платья, показывала ихъ и тарантила безъ умолку передъ Глафирой Семеновной. Глафир Семеновн все что-то не нравилось.

— Не не съ висюлечками… Компренэ? Съ висюлечками… Гарни авекъ висюлечки… - старалась она объяснить продавальщиц. — Авекъ же и пасмантрт.

— О, мадамъ, да это нынче не носятъ!

— Нонъ, нонъ… Же вю о театръ. И много, и много пасмантри. Боку…

— Мадемуазель Годенъ! — снова выкрикнула продавальщица четвертую толстенькую и невысокаго роста продавальщицу и, указывая на ея платье Глафир Семеновн,- прибавила по-французски: — Вотъ все, что дозволяетъ послднее слово моды по части отдлки стеклярусомъ. Фигура мадемуазель Годенъ также вполн подходитъ къ вашей фигур. У мадемуазель Годепъ такая-же прелестная грудь, какъ у васъ, такой-же полный станъ. Дать больше отдлки съ сутажемъ и стеклярусомъ, значило-бы выступить изъ предловъ моды и компрометировать фирму. Надо вамъ примрить вотъ это платье. Voyons, madame… Ayez la bont'e de venir ici.

И продавщица, перекинувъ на руку платье, пригласила Глафиру Семеновну за ширмы на примрку. Глафира Семеновна удалилась за ширмы вмст съ продавальщицей, но продавальщица тотчасъ-же выскочила оттуда и сказала Николаю Ивановичу

— Монсье, можете придвинуться къ ширмамъ и переговариваться съ мадамъ, дабы не очень скучать въ разлук.

Сказано это было, разумется, по-французски. Николай Ивановичъ ничего не понялъ и удивленно выпучилъ на продавальщицу глаза. Та, видя, что онъ не понимаетъ ее, стала приглашать жестами и даже поставила для него другой стулъ около ширмъ. Николай Ивановичъ покрутилъ головой и переслъ. Продавальщица, между тмъ, опять удалилась за ширмы и безъ умолку заговорила.

— Глаша! Понимаешь-ли ты хоть капельку, что она стрекочетъ? — крикнулъ жен Николай Ивановичъ.

— Въ томъ-то и дло, что очень мало понимаю, но чувствую, что она хочетъ на меня напустить туманъ.

— Ну, то-то… И мн кажется, что она теб зубы заговариваетъ. Ты очень-то не поддавайся. Да вотъ еще что. Вдь это такой магазинъ, что здсь чего хочешь, того просишь. Тутъ всякіе товары есть. Такъ ты спроси у ней, нельзя-ли мн чего-нибудь выпить. Пить смерть хочется.

— Неловко, Николай Иванычъ, — послышалось изъ-за ширмъ. — Ну суди самъ: какъ-же въ модномъ-то магазин?..

— Да вдь здсь въ отдленіяхъ виномъ торгуютъ. Правда, не распивочно, но все-таки торгуютъ. Такъ вотъ бы красненькаго бутылочку… Можно, я чай, это сдлать для хорошаго покупателя. Вдь мы не на грошъ купить пришли. Четвертаковъ-то этихъ французскихъ ой-ой сколько отсчитаемъ. Такъ ты спроси.

— Языкъ не поворачивается. Помилуй, вдь здсь не выпивное заведеніе.

— Такъ что-жъ изъ этого? Въ Петербург мн изъ парчевого магазина за пивомъ посылали, когда разсчитивали, что я на сотню куплю.

— Потерпи немножко. Потомъ ужъ вдвое выпьешь. Я не буду препятствовать.

— Эхъ, тяжко! Нались дома ветчины и сыру, и теперь во рту даже пна какая-то отъ жажды, — вздохнулъ Николай Ивановичъ и, опять раскрывъ нумеръ «Фигаро», уткнулъ въ нее носъ.

LVI

Прошло боле получаса, а Глафира Семеновна все еще примряла за ширмами платья. Николай Ивановичъ, все еще сидвшій около ширмъ, сначала началъ звать, а потомъ уже и клевать носомъ.

— Глаша! Скоро ты тамъ?

— Какъ скоро! До сихъ поръ я еще не могу выбрать фасона платья. Главное дло, что ни мадамъ меня не понимаетъ, ни я ее не понимаю. Вс слова по части дамскихъ нарядовъ я очень хорошо знаю по-французски, но здсь, въ Париж, какія-то особенныя слова, какимъ насъ никогда не учили, — послышался голосъ Глафиры Семеновны изъ-за ширмъ.

— Такъ этакъ ты, пожалуй, еще и черезъ часъ не кончишь съ выборомъ фасоновъ.

— Не знаю, право, не знаю. Выберу платье и потомъ мн нужно будетъ выбирать накидку. Я накидку какую-нибудь хочу себ купить для театра. Потомъ мн нужно шляпку… Нельзя-же быть въ Париж, да модной шляпки себ не купить.

Николай Ивановичъ досадливо заскоблилъ затылокъ.

— Такъ я-бы прошелся по магазину, да поискалъ-бы вчерашняго земляка. Наврное онъ бродитъ по магазину и ищетъ насъ. Я пойду и посмотрю его.

— Николай Иванычъ, я боюсь одна.

— Да чего-жъ теб бояться-то? Я приду къ теб. Вс покупки я здсь оставлю. Возьми ихъ къ себ за ширму.

Николай Ивановичъ всталъ со стула и отправился бродить по магазину. Не усплъ онъ пройти и трехъ отдленій, какъ натолкнулся на земляка. Землякъ стоялъ въ отдленіи непромокаемыхъ матерій и выбиралъ себ пальто.

— А почтеннйшій! Гд это вы пропадаете? А я васъ искалъ, искалъ и найти не могъ, — проговорилъ онъ при вид Николая Ивановича.

— Да вдь жена зашла въ отдленіе дамскихъ нарядовъ и застряла тамъ. И посейчасъ тамъ за ширмами сидитъ и фасоны себ выбираетъ. Съ бабами, сами знаете, бда… Землякъ! Не сходимъ-ли мы куда-нибудь выпить? Пить смерть хочется. А черезъ полчасика вернемся…

— Сходимъ, сходимъ. Тутъ вотъ какъ разъ противъ магазина есть кофейня.

Землякъ, не найдя себ по вкусу непромокаемаго пальто, отошелъ отъ прилавка и черезъ нсколько минутъ былъ вмст съ Николаемъ Ивановичемъ въ кофейн, находящейся противъ Луврскаго магазина.