Наши за границей
Шрифт:
Показался высокій деревянный заборъ, за которымъ былъ циркъ. У забора виднлись кассы, гд продавались билеты на мста. Пришлось опять заплатить. За первыя мста взяли по два франка, и компанія по деревянной скрипучей лстниц поднялась въ амфитеатръ, гд и услась.
Представленіе дйствительно началось. На арен подъ открытымъ небомъ носились на бойкихъ, но невзрачныхъ лошаденкахъ человкъ десять въ срыхъ поярковыхъ шляпахъ, въ цвтныхъ курткахъ и съ ружьями за плечами. Они пронзительно гикали, махали арканами и гнались за убгавшей отъ нихъ лошадью. Сдлавъ по арен круга три, они наконецъ нагнали
— Разбойниковъ это они, что-ли, представляютъ? — спросила Глафира Семеновна земляка.
— Охотниковъ въ американскихъ степяхъ. Они дикую лошадь поймали, повалили ее и вотъ теперь надваютъ на нее узду.
За декораціей, изображающей вдали холмы и на нихъ домики американской деревушки, послышались Дикіе крики. Охотники, возившіеся около дикой, только-что взнузданной лошади, бросили ее, вскочили на своихъ лошадей и опять понеслись по арен. Крики за холмами усилились, превратились въ ревъ и изъ-за холмовъ показались скачущіе на неосдланныхъ лошадяхъ индйцы съ разввающимися длинными волосами и накинутыми на плечи полосатыми плащами. Они гнались за охотниками.
— Вотъ разбойники, индйцы разбойники. Они длаютъ нападеніе на охотниковъ. Видите, гонятся за ними, — сказалъ землякъ.
Раздались выстрлы, лязгъ оружія, нсколько всадниковъ повалились съ лошадей, въ пороховомъ дым смшались индйцы и охотники. Когда дымъ разсялся, охотники были уже со связанными руками, индйцы уводили ихъ и ихъ лошадей за декорацію, изображающую холмы съ деревушкой. На лошади одного изъ индйцевъ между шеей лошади и туловищемъ индйца лежалъ охотникъ со свсившимися руками и ногами. Еще одинъ индецъ тащилъ за собою по земл на аркан другого охотника.
— Прощай, охотнички! Индйцы побдили и повели ихъ въ плнъ на жаркое, — сказалъ Николай Ивановичъ.
— Да неужто съдятъ? — поспшно спросила Глафира Семеновна.
— А то какъ-же? Порядокъ извстный. Вдь они людоды. Изъ одной ноги бифштексы, изъ другой бефъ-строгановъ, изъ третьей какой-нибудь тамъ антрекотъ, — шутилъ Иванъ Ивановичъ.
— Да неужели настоящимъ манеромъ съдятъ.
— Нтъ, нтъ. Вдь это только представленіе. Кто-же имъ позволитъ здсь въ Париж людодствовать! — успокоилъ Глафиру Семеновну землякъ.
— Ну, то-то… а я ужъ думала…
Первое отдленіе представленія кончилось. Но мстамъ забгали гарсоны съ подносами, предлагая публик пиво, флаконы съ коньякомъ, фрукты, сандвичи. Также ходилъ мальчишка-индецъ въ синихъ штанахъ съ позументомъ въ вид лампаса и въ накинутомъ на плечи полосатомъ одял и навязывалъ публик слипшіеся комки какихъ-то розовыхъ обсахаренныхъ зеренъ, бормоча что-то по-англійски. Изъ англійской рчи, впрочемъ, выдлялись и французскія слова: «vingt centimes». Присталъ онъ и къ супругамъ, тыкая имъ въ руки по комку.
— Для ды это, что-ли? — спрашивалъ его Николай Ивановичъ. — Ты мн скажи, для ды? Манже.
Мальчишка не понималъ и только твердилъ: «ving centimes».
— Конечно-же для ды, — отвчалъ за него землякъ. — Вонъ, видите, стъ публика. Это что-нибудь американское. Надо попробовать.
Онъ купилъ комокъ зеренъ, отломилъ кусочекъ, пожевалъ и выплюнулъ.
— Безвкусица, — сказалъ онъ.
Попробовали зеренъ и супруги, и тоже выплюнули.
— А ничего нтъ интереснаго въ этомъ дикомъ представленіи, — проговорила Глафира Семеновна, звая въ руку. — Тоска.
— Необыкновенно бойкія лошади, молодецкая зда индйцевъ и ихъ ловкость — вотъ что интересно, — отвчалъ землякъ.
— Полноте, полноте… Наши казаки куда лучше вс эти штуки на лошадяхъ продлываютъ, — возразилъ Николай Ивановичъ.
LXI
Представленіе индйцевъ, дйствительно, было до нельзя однообразно. Въ первомъ отдленіи они гнались за охотниками, нападали и сражались съ ними, въ слдующемъ отдленіи они то-же самое продлывали, настигнувъ фургонъ съ европейскими переселенцами. Глафира Семеновна звала, звалъ и Николай Ивановичъ. Не отставалъ отъ нихъ и землякъ.
— Пойдемъ-ка мы лучше побродимъ по саду, да зайдемъ къ этимъ самымъ дикимъ въ ихъ домики, посмотримъ, какъ они живутъ, — сказалъ Николай Ивановичъ. — Чего тутъ-то глаза пялить. Ей-ей, никакого интереса въ этихъ скачкахъ. Посмотрли, и будетъ. Кстати-же тамъ и ресторанъ. Вставай, Глаша.
— Да ужъ лучше, дйствительно, по саду походить, — согласилась Глафира Семеновна, вставая съ мста.
Безпрекословно поднялся и землякъ. Они вышли изъ амфитеатра и по дорожкамъ сада направились къ жилищамъ индйцевъ.
Въ палаткахъ индйцевъ шла стряпня. Оставшіяся въ палаткахъ женщины, очевидно, приготовляли ужинъ для своихъ мужчинъ, гарцующихъ въ настоящее время на арен. Николай Ивановичъ, Глафира Семеновна и землякъ подняли войлокъ висвшій у входа, и вошли въ одну изъ такихъ палатокъ. Тамъ было дымно. Горлъ костеръ, разложенный на земл, и надъ костромъ вислъ котелокъ съ варящейся въ немъ пшенной кашей. Около костра на корточкахъ сидли дв женщины — одна старая, другая молодая. Старая мшала деревянной палкой кашицу въ котл. Молодая, имя въ рук серповидный коротенькій ножъ, разрзала мясо на мелкіе кусочки, продлывая эту работу прямо земл съ притоптанной травой. Женщины были однхъ только шерстяныхъ короткихъ и чрезвычайно узкихъ юбкахъ полосатаго рисунка и въ грязныхъ рубашкахъ безъ рукавовъ. Ноги у обихъ были босыя. Голова старой женщины была повязана пестрымъ платкомъ; молодая женщина простоволосая, но за то на ше имла нсколько нитокъ цвтныхъ бусъ. При вход постителей женщины заговорили что-то на своемъ нарчіи. Наконецъ молодая стрльнула глазами въ сторону Николая Ивановича, поднялась съ земли и, подойдя къ нему, положила ему на плечи руки и улыбнулась.
— Мосье… Ашете абсангъ… Ашете абсантъ пуръ ну… — сказала она и стала ласково трепать Николая Ивановича по щекамъ.
— Брысь, брысь!.. — замахалъ тотъ руками и пятясь.
Но женщина не унималась. Она схватила его за руки и стала притягивать къ себ, какъ-бы стараясь, чтобы онъ ее поцловалъ.
— Да чего ты пристала-то, черномазая? — бормоталъ Николай Ивановичъ, стараясь высвободить свои руки изъ рукъ женщины, но та была сильна, и это не такъ легко было сдлать. Она продолжала Держать его руки и говорила все ту-же фразу: