Наши знакомые
Шрифт:
— Папа, — тихо позвала Антонина, — папа, пить…
У нее оказалось крупозное воспаление легких. Пока доктор писал рецепт и распоряжался об уходе за ней, она тихо просила:
— Пить, пить, пить!
Анна Ефимовна всхлипнула и напоила ее теплой водой из стакана. Доктор встал. Скворцов вынул из бумажника пять рублей и протянул доктору.
Доктор скривил губы и сказал, что за ночной визит он берет десять.
— А я плачу пять, — строго сказал Скворцов, — или совсем ничего не плачу.
Доктор
— Принципиальный ты, Леня, — сказала старуха, — страшно даже на тебя глядеть. Была б я твоей матерью…
Она всхлипнула, как давеча, и, отвернувшись к Антонине, укрыла ее одеялом до подбородка.
Барабуха дремал у двери. Скворцов разбудил его и велел проваливать.
— Можно, — сказал Барабуха и лениво поднялся.
Скворцов запер за ним двери и постелил себе на полу, за шкафом. Улегшись, он закурил, но Анна Ефимовна прогнала его курить на кухню. Он покорно вышел.
— А говорите — принципиальный, — сказал он, — не знаете вы меня, Анна Ефимовна.
— И не хочу знать, — ответила старуха.
— Напрасно. Я человек неплохой.
Старуха молчала.
Засыпая, он слышал, как Антонина просила пить, и ему казалось, что он лежит в лесу, и птицы кричат над ним:
— Пить, пить, пить!..
На следующий день Скворцов позвал другого врача. Врач сказал, что положение серьезно. Антонина посерела, нос у нее заострился, веки стали темными, почти коричневыми, губы потрескались. До самого вечера она бредила. Скворцов не пошел в порт.
Вечером температура резко упала.
Анна Ефимовна обрадовалась, но врач стал еще серьезнее, чем был, и послал Барабуху к себе домой с запиской. Барабуха долго не возвращался. Врач считал пульс Антонины и заметно нервничал. Анна Ефимовна вдруг в голос заплакала и ушла в кухню.
— Чего вы? — огрызнулся Скворцов.
Она с ненавистью поглядела на него, но промолчала.
Позвонили. Он впустил Барабуху, матерно обругал его за опоздание и отнес врачу шприц и камфару.
В комнате было тихо, полутемно и душно. Врач сидел у дивана.
— Ну как? — спросил Скворцов.
— Плохо, — ответил врач и коснулся руки Скворцова пальцем, — надо быть готовым.
Скворцов опять ушел в кухню. Там Барабуха жевал хлеб.
— Что? — спросил он и кивнул на дверь.
— Надо быть готовым! — ответил Скворцов и, вздохнув, стал жарить себе яичницу с сыром и ветчиной.
— Молодая такая, и вот… — вздохнул Барабуха.
— Анна Ефимовна, вы опять перец куда-то запихали! — рассердился Скворцов.
Она подала ему перечницу и ушла к Антонине.
— Так как сделаемся с тем клиентом в отношении марафета? —
— Цена — прежняя, — нюхая яичницу, ответил Скворцов.
— Они желали бы…
— А у меня нынче не такое настроение, чтобы торговаться! — огрызнулся Скворцов. — И проваливай отсюда, хватит кислород портить…
Утром Антонина открыла глаза и посмотрела в потолок. Там, наверху, было чисто и голубовато, как снег. Это так утомило ее, что она глубоко вздохнула и опять забылась.
Потом все оказалось залитым солнцем.
— Папа, — позвала она.
Над ней наклонилась незнакомая старуха.
— Ковер купили, — слабо сказала Антонина и потрогала ковер на стене ладонью.
Наступил вечер.
Она проснулась и увидела горящую спиртовку. Над спиртовкой что-то сверкало, а еще выше клубился пар. Потом спиртовку заслонила чья-то спина.
— Послушайте, — позвала Антонина.
Подошел Скворцов и сел на диван. Она узнала его, улыбнулась, вздохнула. Он нагнулся к ней и спросил, что случилось, зачем она приходила к нему тогда, не произошло ли несчастье.
— Да… нет… все равно, — ответила она, силясь вспомнить.
И уснула.
Скворцов взял номер журнала «Мир приключений», с воем зевнул и стал разглядывать картинки. Ночью Антонина проснулась, попросила напиться. Он протянул ей чашку с питьем и сказал строго:
— Я твой жених, никуда тебе, любушка, от меня не деться, объясни, что случилось. Я должен быть в курсе, сама понимаешь.
Антонина сморщила лоб, коротко вздохнув, рассказала про клуб, про то, как ей было там хорошо, про деньги.
— Кто ж это деньги в наружном кармане носит, — проворчал он. — Тоже, голова. Ну ладно, поправляйся.
— Спасибо вам! — засыпая, прошептала она.
— Еще «спасибо»… — сказал он, почти растроганный.
И отправился спать.
Когда наутро Ярофеич и стриженая Лена Сергеева вошли и кухню, Скворцов, поставив ногу на табурет, чистил ваксой ботинок.
— Старосельская здесь живет? — спросила Лена.
— Нет, не здесь.
— А нам сказали, здесь, — недовольно проворчал Ярофеич.
Скворцов снял ногу с табурета и остановился в выжидающей позе.
— А может, вы знаете, где она живет, — спросила Лена, — нам ее очень нужно.
— По делу?
— Да.
— В данное время она находится здесь, — сказал Скворцов, — но она больна и видеть ее нельзя.
— Чем больна?
— Крупозным воспалением легких.
Ярофеич переглянулся с Леной.
— А вы не из клуба? — спросил Скворцов.
— Из клуба.
— По поводу денег?
— Нет.
— Деньги для вас приготовлены, — холодно сказал Скворцов, — вы можете их получить.