Наско-Почемучка
Шрифт:
«Кто летал в Одрин с мечети Султана Селима?»
«Мастер Манол».
«Какой самый большой в мире остров?»
«Гренландия».
…Милчо Техника наконец выдохся. У него даже лоб вспотел, и он уже со страхом глядел на отверстие, откуда каждые десять секунд появлялся правильный, чётко написанный ответ.
— Ну что, убедился, Фома Неверный? — ликовал Наско и удовлетворённо похлопывал робота по гулкой спине.
Милчо продолжал глядеть в отверстие запоминающего устройства.
Наконец он промолвил:
— А может робот решить моё домашнее задание по алгебре?
— Это ему проще пареной репы, —
— Пусть он решит мне алгебру, — оживился Милчо. — А я пока сделаю ещё один снимок.
Глаза у робота блеснули.
— Секундочку. Он что-то хочет сообщить.
Робот зажужжал и подал листок:
«Я решу Милчо домашнее задание по алгебре, если он ответит мне на один вопрос».
Милчо побледнел и что-то невнятное забормотал.
— Отвечай, отвечай, — подтолкнул его к столу Наско. — ты ему больше двадцати вопросов задал. Пошевели теперь и ты мозговыми извилинами.
Робот зажужжал, затрещал, достал листочек из отверстия и подал его Милчо.
Мы наклонились к бумажке и прочли: «Кто изобрёл фотографию?»
— Не знаю, — тут же ответил Милчо Техника.
— Не знаешь, да? Что же ты повесил на себя этот аппарат? — засмеялся я и хлопнул его по шее.
— Давайте я сделаю ещё один цветной снимок, — залепетал красный от смущения Милчо.
— Никаких снимков, — отвечал Наско. — Сейчас будешь играть с ним в шахматы. Тебе даётся ещё одна возможность защитить своё человеческое достоинство.
Мы с Наско быстро расставили фигуры двух армий.
Игра началась.
На четвёртом ходу Милчо почесал нос. На шестом у него засвербело в ухе. На десятом ходу он глубоко задумался. Целых десять минут он не поднимал головы.
— Ты что, музыку слушаешь? — злорадствовал Наско. — Я выключу радио, если оно тебе мешает.
На двадцатом ходу железная рука взяла королеву и доставила её против короля Милчо. А робот сказал с торжеством вполне человеческим голосом:
— Шах и мат.
Робот заговорил!
Под нашими изумлёнными взглядами тяжёлые руки поднялись со скрипом и сняли скафандр. Из железных доспехов возник тонкий, высокий мальчик, поправил измятую белую рубашку и, улыбаясь, подал нам руку.
А Наско-Почемучка объявил:
— Как я вам уже говорил, это мой двоюродный брат из школы имени Юрия Гагарина в Софии. Его зовут Васко. Мы с ним отличаемся друг от друга только одной буквой.
— Ваш «Аввакум Захов» вогнал меня в пот своими вопросами, — засмеялся Васко, вытирая лоб. — Ну, Милчо, когда будут готовы цветные снимки?
— С-с-скоро, — залепетал Милчо. — Так, значит, ты просто человек?
Вот и всё.
Надо только вам сказать, что цветные снимки не были готовы скоро. И вообще не были готовы. И не будут. Милчо удачно выбрал освещение, правильно навёл фокус, но… допустил маленький промах: забыл зарядить плёнку.
Рассказ пятый
Один древний художник нарисовал летящих людей. И все над ним смеялись.
…Я верю, что сказки бывают не только в детских книжках, не только в бабушкиных и дедушкиных рассказах, во всяких «жили-были»…
Сказки живут рядом с нами. И каждый день происходят чудеса. Достаточно оказаться рядом с ними вовремя и ничего не проглядеть.
Ещё как-то в апреле собрались мы все у нас под навесом и распределили между собой планеты. Моя была самая светлая — Венера. Милчо достался Меркурий, а Данчо — Юпитер, Цветанке — Марс, Латинке — Сатурн. Не помню точно, чьи были Уран, Нептун, Плутон, но все ребята получили по планете.
Только Наско-Почемучка остался тогда без ничего.
Он с удовольствием участвовал в распределении, даже долго объяснял Латинке, какая чудесная планета ей досталась — с кольцом, и рассказывал Данчо, что у его планеты двенадцать спутников.
А сам так ничего и не пожелал себе взять. Как ни уговаривали мы его, как ни просили. Я ему даже добровольно, по-дружески готов был подарить свою Венеру. Нет, не пожелал.
— Отстаньте, — сказал Наско. — Заботьтесь каждый о своей планете. Я кое-что придумал, только пока не могу сказать.
Ну ладно. Раз что-то придумал, то и хорошо. Мы не стали его расспрашивать.
В то время в нашей деревне была ярмарка. Мы бегали туда и по очереди смотрели в телескоп.
Разглядывали Сатурн, лунные кратеры Коперника и Галилея, горные хребты Альп и Кавказские горы, которые разделяют Море Спокойствия и Море Дождей. Рассмотрели вершину Циолковского и поле Мира. Милчо Техника уверял, что он видел советский вымпел на Луне.
— Одну секундочку я его видел, честное пионерское! — клялся он. — Он такой кругленький, с пятиконечной звездой.
— Ну конечно! — злился на него Данчо. — Я ни одного из двенадцати спутников своего Юпитера не видел, а он даже звезду на вымпеле разглядел!
Старичок у телескопа, которого мы называли Галилео Галилей, слушал наши разговоры, помогал нам наладить объектив и всё озабоченно щёлкал языком.
— Слушайте, продешевил я. Дёшево продал вам все девять планет — всего по десять стотинок каждая.
— Почему это девять? — поправила его Цветанка. — Третья по величине планета — Земля. Землю мы в телескоп не рассматриваем.
— А остальные мы уже раньше распределили, — пискнул Милчо. — Моя — самая маленькая, зато она ближе всех к Солнцу.
— Ладно хвалиться-то. Пошли в тир.
— До свиданья, дедушка.
— Мы ещё придём!
Галилео Галилей оставался возле своего телескопа и кивал нам, улыбаясь.
Мы мчались в тир, а потом катались на карусели и бежали в комнату смеха, где диковинные зеркала отражали нас в самом нелепом виде, а после оглушал нас весёлый цирковой гомон. И много, много ещё несыгранных игр, дел и забот ожидало нас на этой третьей по величине планете — Земле.