Наследие
Шрифт:
— Поднять кливер! — скомандовал Тиландер, отмахиваясь от наседавших на него Мала, Бера и Лайтфута.
— Почему именно сейчас? Что случилось, — продолжал допытываться Лайтфут. Мал и Бер тоже не отставали, засыпая Германа вопросами.
— Я не знаю, но чувствую, что Санчо прав. Этот осьминог, плывущий в сторону тумана… да и сам сам туман… его не было все эти дни. Не знаю, как это объяснить, но у меня ощущение: за нами присматривают сверху, а указание передают через Санчо, его и спросите!
Тиландер в сердцах сплюнул за борт — как объяснить то, чего он не понимает сам? Но
Герман почувствовал, как на его голове зашевелились волосы — а вдруг Макс и на самом деле имеет отношение к Высшим Силам?
Когда до тумана осталось меньше кабельтова, гигантский осьминог резко свернул в сторону — расположившись на поверхности океанской воды, существо словно провожало взглядом парусник. Пронзительный крик над головой заставил Тиландера задрать голову: высоко в небе кружили летающие твари-динозавры, не приближаясь к квадрату тумана.
— Всем приготовиться, — отдал команду Герман, когда выступающий бушприт парусника вплотную приблизился к туману.
Вновь, как и в первый раз, на корабль опустился вязкий туман: в двух метрах человека не было видно. Крепко сжимая штурвал в руках, Тиландер ждал, уверенный, что пара секунд, и «Катти Сарк» вынырнет из тумана. Но проходили секунды, даже пара десятков секунд — вокруг стояла непроглядная молочная мгла.
— Ха! — голос Санчо прокатился по кораблю, заставив Тиландера вздрогнуть.
Не успел он заглохнуть, как впереди посветлело, а через пару секунд парусник оказался в чистом море с удивительно свежим воздухом. Над головой сияло солнце, посылая живительные лучи. Проклятых летающих тварей, как и осьминога, не видно. Но море кишело рыбой — при прозрачности вод океана видимость идеальна. Огромные косяки рыб сновали совсем недалеко, свежий ветерок трепетал бороду и локоны Тиландера. Ещё до армии, он любил носить длинные, до плеч, волосы, за что отец его несколько раз порол ремнем.
— Герман, ты вообще сильно помолодел, — голос Лайтфута изменился: перед Германом стоял молодой парнишка, даже при их первой встрече во время войны за Гуадалканал Уильям выглядел старше. Помолодели все — растерянные лучники и матросы, скинувшие десяток лет, шарахались друг от друга. Единственными, кого не коснулись изменения, оказались Мал и Урр. Но больше всех, наверное, изменился Санчо — ушел его большой живот, а сам он выглядел лет на шестнадцать.
— Герман, что с нами происходит? — Голос Лайтфута сломался, он растерянно ощупывал себя руками, словно не веря, что это происходит на самом деле.
Тиландер и сам хотел бы знать, но ограничился коротким ответом:
— Нам дали вторую молодость. Если кого не устраивает — садитесь в лодку и плывите обратно в туман.
Желающих не нашлось: ветер надул паруса, и судно резво поплыло в восточном направлении. "Оба раза попутный ветер", — успел подумать Тиландер, как паруса безжизненно повисли. «Накаркал штиль», — родилась вторая мысль: поверхность моря успокоилась и стала ровной, как стекло. Впрочем, штиль не затянулся — через пару часов с севера потянуло ветерком. Пользуясь боковым ветром, «Катти Сарк» давала около четырех узлов. Три дня скорость держалась на этом уровне под несильным северным ветром.
Утром четвертого дня корабль попал в шторм, относивший их к югу.
Два дня «Катти Сарк» трепал шторм, сорвавший стакселя с фок-мачты. Только тогда шторм прекратился, задул свежий ветер. Парусник с честью вынес выпавшее на его долю испытание, чего не скажешь о лучниках. Половина из них слегла с морской болезнью, а двоих смыло за борт….
Помолодевший Бер и Санчо казались ровесниками Мала, а Лайтфут вообще превратился в парнишку. Эта троица постоянно лазила по вантам и шкотам, выводя Тиландера из себя этими ребячествами.
Обратный путь казался длиннее: компас на корабле разбило во время шторма, Герману приходилось ориентироваться по солнцу и звездам. Но секстант, надежно спрятанный в рундуке в его каюте, остался цел.
И исходу четвертой недели во время солнечного дня Тиландер определил ориентировочные координаты. Как он и боялся, «Катти Сарк» снесло к югу.
— Нас отнесло к югу, чуть ли не до экватора, — констатировал капитан парусника, закончив вычисления.
— Что будем делать, менять курс? — Лайтфут впервые заговорил серьезно.
— Нет, я не смогу точно вычислить курс на Гибралтар. Дойдем до Африки и будем плыть на север — так мы не промахнемся мимо пролива.
Африканский берег показался спустя два дня: питьевая вода и продукты были на исходе, Тиландер принял решение пристать к берегу и пополнить запасы. На корабле царило оживление. Истосковавшиеся по суше люди мечтали ощутить под ногами твердую землю вместо ходившей ходуном палубы. Только Санчо остался недоволен решением сойти на берег, угрюмо смотря в сторону севера.
— Мы только наберем воды и убьем пару животных, — попробовал его успокоить Бер, перелезая через борт.
Увидев африканский берег, Бер почувствовал, как заколотилось его сердце. Это был зов крови, хотя этот факт сам Бер не осознавал. Но он отчетливо помнил желтоватый цвет земли и густую растительность, высокую, в человеческий рост, траву, что росла на его родной стоянки у Большого Озера. Растительность на земле, куда высадились Бер, Тиландер и остальные, сильно отличалась от привычной им по прежней жизни. Огромное количество птиц вспорхнуло с кустов по мере приближения людей. Чуть поодаль паслось стадо антилоп с изогнутыми рогами: животные оказались пугливыми и не подпустили людей, сорвавшись с места. Небольшая речушка несла свои воды к морю, одна ее сторона — пологая, и берег был истоптан следами животных.