Наследие
Шрифт:
Мужчина выбежал из замка и остановился, глядя безумным взглядом перед собой. Небо опять хмурилось, будто чувствовало гнев, кипевший внутри черного лорда. Он замедлил свой бег и уже неспешно подошел к самому краю скалистого обрыва. Эрхольду вдруг захотелось ощутив буйство стихии, оказаться в самой ее середине.
— Ну же, — прошептал он. — Ну же, давай. Давай!
Его крик вспугнул птиц, опустившихся на землю. Дархэйм повернул голову в их сторону, проследил за полетом и сорвал окровавленную рубаху. Раны, полученные в замке аниторна, уже не кровоточили. Виллианы исцелялись быстро. Лорд усмехнулся, вспомнив глаза одного из воинов Илейни, когда Эрхольд вдруг исчез в пелене
— Надеюсь, он сдох, — зло прошипел Дархэйм.
Если бы не Виалин, старый дурак уже принадлежал бы ему, несмотря на свою защиту-магию. Да, Силы двух миров не вступали во взаимодействие, оставаясь простым выбросом в воздух, не причинявшим вреда противникам, но даже душу мага можно поработить. В хранилище душ черного лорда имелись и такие.
Едва начав успокаиваться, Эрхольд снова зарычал от бессильной ярости. Он вспомнил, с каким бешенством она отбивалась от него. Пальцы лорда скользнули по груди, нащупали шрам, и Дархэйм застонал. Именно Виалин оказалась ближе всех к его смерти, именно она всадила кинжал ему в грудь, но промахнулась совсем чуть-чуть. Пока он, как последний балван, смотрел на нее, зачарованный затягивающий глубиной почерневших глаз, эта тварь вонзила ему в грудь кинжал. Отвлекла, заманила, заставила забыться и нанесла удар. Впрочем, она бы не промахнулась, если бы один из магов, собравшихся вокруг него, не поскользнулся на крови мертвого стражника и не толкнул черного лорда, когда падал. Но и этого удара хватило, чтобы Эрхольд принял поражение в этой битве, спеша зализать рану, которая могла бы стать смертельной, не будь он наполнен силой чужих жизней, выпитой им.
— Смерть за смерть, сестрица? — криво усмехнулся мужчина. — Только у меня нет припасенного тела, чтобы подло сбежать в него, как крыса!
Лорд откинул голову и закрыл глаза. Грудь его часто вздымалась от тяжелого дыхания, кулаки сжались, но быстро расслабились, и руки повисли вдоль тела. За спиной раскрылись черные кожистые крылья, распахнулись, и Эрхольд оттолкнулся от земли, взмывая в небо. Ветер все усиливался, и Виллиан бросился навстречу воздушному потоку, преодолевая его сопротивление. После позволил подхватить себя и понесся вместе с ветром, стараясь сейчас ни о чем не думать.
Не выходило. Перед глазами стояло лицо Виалин, той, какой она стала сейчас. Пламень волос, ярко-синие глаза, сменившие свой цвет, как только она бросилась на помощь Дальгарду. В это мгновение черты ее стали резче, грубей, словно вытесанные из камня, и Эрхольду даже показалось, что, еще мгновение, и она примет боевую форму Виллианов. Но нет, на этом изменения закончились. Чтобы получить крылья, нужно больше Силы, а Ви никогда не могла взять все, довольствуясь крохами, подобранными у тех, кто испытывал сильное волнение, страх, радость. Она никого не могла убивать… кроме него, своего брата, посмевшего увидеть в младшей сестре больше, чем кровную родню.
Эрхольд расслабился, и ветер поймал его в ловушку, закружив и сбив с ровного полета. Виллиан выровнялся и направился к берегу. Ноги мягко коснулись земли, и крылья окутали плечи, подобно плащу. Менять облик Эрхольд не спешил. Он остался на краю обрыва, глядя на беснующиеся волны. Буря набирала силу. Лорд раскинул руки, подставляя свое тело под порыв ветра. Волосы хлестнули по обнаженным плечами, бросились в лицо, и Эрхольд закричал:
— Давай!
Раскат гром прокатился ревом Богов над Виллианом, молния ударила недалеко от него, а следом хлынул дождь, в одно мгновение залив, вскинутое к небу лицо.
— Да,
Виалин тоже любила дождь. Только она больше любила дождь теплый, когда светит солнце, и можно бегать по лужам босиком, не опасаясь недовольства строгой матушки. Виалин… Эрхольд улыбнулся, вспомнив, как впервые увидел ее — маленький сморщенный комочек плоти со смешным носиком-кнопкой. Кажется, тогда они с матушкой едва ли не впервые улыбнулись друг другу, когда семилетний Эрх стоял возле колыбели и во все глаза смотрел на забавное чудо, сопевшее в кружевных пеленах.
«Это твоя сестрица, сын».
«Виалин…»
«Виалин? Ты дал ей имя? Что ж, пусть будет Виалин. Крошка Ви».
«Крошка Ви…»
Он дал ей это имя, вспомнив сказку, которую ему рассказывал папа. Сказка про крошечный народ, королеву которого звали Виалин. Матушка потрепала сына по волосам, даже поцеловала в макушку и выпроводила из своих покоев, сказав, что сестрице нужно спать. С того дня Виалин заняла в его жизни почти главенствующее место. Он всегда любил сестру, с первого дня ее рождения. Разумеется, как сестру. Тогда маленький Эрх еще не подозревал, что любовь может быть иной. Злой, испепеляющей, изматывающей, но желанной и всепоглощающей.
Виалин росла рядом с ним, бегала хвостиком, смешно коверкая его имя. Они вместе прятались от учителя Эрхольда. Поднимались на самый верх, где хранилась рухлядь. Там, на чердаке, среди больших пыльных сундуков, Эрх и Виа дурачились, играя, кажется, во все на свете. То маленький лорд вел корабль к Золотому острову, и его сестрица, напялив на голову старый берет с истлевшим пером, кричала:
— Остлов, мой лолд! Золотой остлов будет нашим!
Берет сползал ей на один глаз, и мордашка девчонки становилась до невозможности забавной. Малышка закусывала губу, усердно сопела, размахивая палкой вместо меча. Однажды она задела брата, сильно махнув и разбив ему бровь. Виалин разрыдалась так горько, что Эрхольд забыл о крови, стекавшей по щеке, и долго уговаривал сестрицу, что ему совсем, ну совсем-совсем не больно.
— У тебя не руки, а каша, Ви, — смеялся маленький лорд, — ты даже комара не убьешь, не то что меня.
— Комола убью, — не согласилась девочка, шмыгнув носом, и снова зарыдала: — Плости-и-и!
Эрхольд усадил сестру себе на колени, она крепко стиснула его шею и спрятала на мальчишеском плече личико. Ви судорожно всхлипывала, успокаиваясь, и тельце ее вздрагивало от каждого нового всхлипа, а Эрх гладил ее по чудесным черным волосам и улыбался от щемящей нежности, затопившей душу. Ее невозможно было не любить, невозможно не умиляться. Крохотная, доверчивая, любящая всем своим маленьким сердечком.
Сколько раз она заступалась за брата? Ругалась с матушкой, топала ногами и кричала, что непременно сбежит из дома, если леди Дархэйм будет сердиться на «Эйха». Даже крохой Виалин всегда выбирала его. Ее любили все, потакали, баловали. Матушка была с дочерью ласковой всегда. Она дарила ей то, чем не спешила делиться со старшим ребенком — материнскую любовь. Виалин это злило. Девочка, нежная, как цветы, росшие вокруг замка, становилась колючей и хмурой, когда видела несправедливость. А то, что матушка слишком строга с сыном, ее дочь считала несправедливостью. И если брата отчитывали, девчонка неизменно стояла рядом с ним, крепко держа за руку. И наказание делила с ним поровну. Если же ее отдирали от Эрха, то Виалин замыкалась в себе, не желая ни с кем разговаривать, отказывалась есть и покидать свои покои, пока не слышала недовольного голоса матушки: